Колода предзнаменования - [26]

Живот Мэй сжался.

– Но он не на свободе. Это невозможно.

– Разумеется, – быстро кивнул Эзра. – Иначе все было бы гораздо хуже. Но судя по тому, что ты мне рассказала, ситуация в Четверке Дорог значительно усугубилась с тех пор, как я покинул город. Граница между Серостью и реальностью истончилась. Возможно, Четверка Дорог вот-вот достигнет своего предела.

– Предела? Ты имеешь в виду, что Зверь освободится?

– Может быть. Это гниющее дерево только начало того, с чем столкнулись основатели по вине монстра. Но если он сбежит, эта зараза поглотит город целиком. Если повезет, то она ограничится Четверкой Дорог… но если нет, то она пойдет дальше.

– Мы должны этому помешать, – прошептала Мэй, возвращая отцу планшет. – Как нам ее остановить?

Эзра спрятал его обратно в карман. Мэй диву давалась, как у него получалось сохранять спокойствие, но, с другой стороны, это ведь не его город. Он здесь потому, что она попросила его приехать. А она здесь потому, что у нее нет другого выбора.

– Ты помнишь, как в более юные годы проходила свой ритуал?

Внезапно лес размылся, все переливающиеся краски слились воедино, и Мэй поняла, что это слезы.

Все было по-настоящему. Те воспоминания… Эзра тоже знал, что это произошло в действительности. Он знал.

Ее голос прозвучал так, будто принадлежал не ей.

– Да.

Когда отец впервые порезал ей ладони и попросил отдать свою кровь дереву, Мэй стошнило. Во второй раз она расплакалась. Но в третий – ушла с чувством неуязвимости.

Линии на ее ладонях давно поблекли, в отличие от воспоминаний, и по какой-то странной причине они продолжали постоянно чесаться. Когда годы спустя боярышник не поклонился Джастину, Мэй мимолетно гадала, не послужило ли причиной этому то, что дерево знало ее кровь, а не его.

– Я всегда говорил тебе, что однажды этот ритуал обретет смысл, – со всей серьезностью сказал Эзра.

Мэй сглотнула, вновь чувствуя жжение в ладонях, лес вокруг нее продолжал расплываться.

– Что ты со мной сделал?

– Серость давно грозила одолеть основателей, Мэй, – ласково произнес он. – Я знал, что, если мы хотим победить Зверя, действительно победить, основатели должны стать сильнее. Я читал о первоначальном ритуале, благодаря которому они обрели свои способности. Мне пришла мысль, что если основатели пройдут его снова, это может склонить чашу весов в их пользу, но Августа воспротивилась. Она считала это слишком рискованным.

– Но ты ее не послушал.

Эзра кивнул.

– Потому что ты меня попросила.

Сердце Мэй заколотилось с такой силой, что начало приносить физическую боль. Она покачнулась, и, поддержав ее рукой, отец осторожно опустил ее на землю. Мэй действительно попросила его об этом. Они говорили о ритуале – о том, как она боялась провалить свой. О том, что Джастин непременно справится, но она тоже хочет показать, что достойна.

«Что, если мы можем обеспечить тебе успешное прохождение ритуала»? – спросил ее отец. И она воспользовалась этим шансом.

Поэтому Мэй не могла ненавидеть Эзру. Ведь это он дал ей силу, о которой она всегда мечтала. Это он увидел в ней то, чего Августа не могла или не хотела. И он был прав.

– Ритуал сработал, – пробормотала она, думая о всех вариациях будущего впереди нее и о том, как схватить нужную. – Я сильнее, чем должна быть.

Эзра присел рядом и расплылся в знакомой широкой и гордой улыбке.

– Это не так. Ты получила столько силы, сколько заслуживаешь.

Мэй охватила признательность к отцу. Она улыбнулась и хотела было поблагодарить его… как вдруг увидела пару кроссовок, выглядывающих из-за ближайшего дерева.

– Пап… – прошептала она, показывая на них дрожащим пальцем.

Мэй не помнила, как встала и начала идти, но стоило ей увидеть лицо человека, лежавшего перед ней, как она сразу же его узнала. Это был мальчик из класса Джастина – Генрик Дуган.

Его лицо приобрело пепельно-серый оттенок, остекленевшие глаза смотрели на облака. Она бы решила, что он мертв, если бы его тело слегка не подрагивало. Все мысли смешались в голове. Рядом с мальчиком лежала пачка сигарет – ученики часто приходили сюда покурить, но его явно прервали.

– Эй, – позвала Мэй, наклоняясь к нему. – Ты в порядке?

Ее слова будто пробудили что-то в Генрике, и от его шеи к спине прошла судорожная волна. Он подпрыгнул, яростно размахивая конечностями, и тогда Мэй увидела их: серые и скользкие корни, извивающиеся вокруг его предплечий, словно слизни. Они пытались зарыться в его кожу.

Девушка отпрянула, борясь с тошнотой.

– Этого я и боялся, – мрачно произнес Эзра. – Она распространяется быстрее, чем я думал.

– Паразит? – Мэй подошла к нему вплотную. – Это паразит?

Эзра кивнул, и она побледнела.

Мэй заметила, как эта болезнь вредила лесу, но у нее и в мыслях не было, что она может навредить людям, живущим в нем, – людям, которых Мэй должна защищать.

В ее животе екнуло, и, повернувшись к отцу, она произнесла слова, которыми никак не ожидала закончить эту встречу:

– Я должна позвонить маме.

В участке шерифа было пусто. Айзек шел по главному коридору, чувствуя как мурашки бегут по спине, его шаги приглушал грязный линолеум. Флуоресцентные лампы на потолке гудели и слабо мигали. За одной из множества металлических дверей раздалась трель телефона, неприятный, жалобный звон рассек тишину. На звонок никто не ответил.