Колода предзнаменования - [10]

Ему не очень-то нравилось навещать свою могилу – это не самый приятный опыт, и если уж приходить к ней, то лучше в компании друга и украденного пива. Но сегодня это казалось необходимым, хотя Айзек был трезв как стеклышко и не общался с единственным другом, которого предпочел бы взять с собой.

– Эта гребаная семья, – пробормотал он, шагая вдоль ряда склепов; его шаги эхом отражались от мраморного пола мавзолея. – Этот гребаный город.

Большинство усопших жителей Четверки Дорог были похоронены глубоко под землей, их прах хранился в забытых коридорах катакомб под ратушей. Но все основатели владели собственным крылом в главном здании мавзолея. Он был построен из красно-коричневого камня и полированного мрамора, в строгих рядах склепов стояли десятки урн.

Взгляд Айзека метнулся к самой большой мемориальной доске в центре помещения, на которой был выгравирован фирменный кинжал Салливанов.

Здесь был похоронен Ричард Салливан. Основатель. Его предок.

Айзек не был знаком с ним лично, но это не имело значения – он ненавидел Ричарда. За то, что тот пошел на сделку, условий которой не понимал, с монстром, которого никогда толком не видел. За то, что запер своих потомков в городе, где люди умирали жуткой смертью, и доверил им положить этому конец. За то, что наделил Айзека силой, которая привела к урнам, аккуратно выставленным рядом с его пустой могилой.

Чувство вины обожгло ему горло и вызвало слезы в глазах, но Айзек заставил себя посмотреть на плиты по бокам от его. Калеба и Исайи. Это меньшее, что он мог сделать, учитывая, что два его старших брата погибли из-за него.

Скорбь по ним была жестоким, странным, двусторонним ножом, который заставал Айзека врасплох всякий раз, когда он думал, что начал исцеляться. Боль ослабла лишь после того, как он перестал пытаться остановить поток своих страданий и смирился с мыслью, что его горе всегда будет, как открытая рана.

Внезапно сзади прозвучал голос и вскрыл ее заново.

– И вправду, гребаная семейка, – сказал Габриэль. – Черт, как же я ненавижу это место.

Айзек повернулся, подавляя устойчивую пульсацию паники в груди, и воззрился на своего единственного оставшегося брата. Четыре года назад, когда Габриэль покинул город, он возвышался над Айзеком, но время поровняло их в росте. Хотя Айзек был долговязым, а Габриэль – широкоплечим и мускулистым. Из-под рукавов брата, заканчивавшихся на предплечьях, выглядывали татуировки, прикрывающие шрамы. Айзек изучил рисунок на одной руке: череп с кинжалом, вонзенным в глазницу.

Его собственный шрам – линия на шее – запульсировал под высоким воротником свитера. Сувенир на память с их прошлой встречи с Габриэлем.

– Ты сам захотел встретиться со мной здесь, – тихо сказал он, и слова отскочили от мраморных стен. – Необязательно делать это перед мертвыми.

– Ошибаешься, – спокойно возразил Габриэль. – Это семейное дело.

– Поэтому ты вернулся? – сердито спросил Айзек. – Чтобы отправить меня к ним?

Брат вздохнул.

– Я не собираюсь убивать тебя.

– Что-то мне с трудом в это верится.

Смотреть на Габриэля было все равно что заглянуть в портал в прошлое. Точно такое же ощущение охватило Айзека неделю назад, когда он встретил брата у развалин дома Салливанов. Тогда Айзек не промолвил ни слова. Острый, настойчивый страх лишил его дара речи. Вместо этого он кинулся бежать, окружавший пейзаж сливался с воспоминанием, от которого он давно пытался избавиться, о его четырнадцатом дне рождения – ночи, когда семья отвела его в лес за домом и попыталась перерезать ему горло.

В тот день он тоже убежал в лес, оставляя позади себя багровый след в виде темных, неровных пятен на пожелтевшей траве.

«Следуй за кровью, – часто слышал он фразу в детстве. – Следуй за кровью и найдешь Салливанов».

И, наконец, когда стало уже слишком поздно, Айзек понял ее значение.

Каким-то образом он выжил и за последние несколько лет убедил себя, что находится в безопасности. Но теперь Айзек осознал, как сильно ошибся. Он согласился встретиться с Габриэлем, потому что устал бежать. Потому что наконец-то мог столкнуться лицом к лицу с братом, но уже не в цепях, а со всем могуществом магии их семьи в своей крови. Но пока что Габриэль не делал попыток напасть на него. Казалось, он искренне хотел поговорить. Что еще хуже, поскольку много лет назад Айзек совершил ужасную ошибку и заслуживал наказания.

– Слушай, – миролюбиво начал Габриэль. – Я здесь не для того, чтобы причинить тебе вред. Ты мой брат. Я приехал из-за мамы.

Айзек напрягся.

– А что с ней?

Последние три года Майя Салливан лежала в больнице в коме. Айзек единственный из Салливанов, кто навещал ее, поскольку других в городе не осталось.

– Не знаю, в курсе ли ты, но я получал отчеты о ее медицинских записях, пока меня не было…

– Я тоже видел ее медицинские записи, – грубо перебил Айзек. – И видел ее. Ты хоть раз приходил к ней?

Стыд на лице брата послужил ему ответом. Айзек почувствовал прилив самодовольства.

– Суть не в этом, – сдержанно ответил Габриэль. – С недавних пор ее состояние ухудшилось. Врачи рекомендуют нам отключить ее от жизнеобеспечения.

Айзек окинул его испепеляющим взглядом.