Коллекционер - [2]

С трепетом осматривая вереницы томов и подшивки журналов, где при жизни публиковался По, я окончательно расстался с предубеждениями — не было никаких сомнений в том, что Каннинг, снабжавший каждый свой экспонат развернутой исторической справкой — состав книги, первоначальная цена, нынешняя цена, — был не просто удачливым наследником, а самым настоящим фанатом, пытливым исследователем.

- Я в большом долгу перед увлеченностью дедушки Кристофера, - заметил он, спускаясь с приставленной к шкафу стремянки и присоединяясь ко мне. - Не будет преувеличением заявить, что его интерес к По перерос в настоящую одержимость - возможно даже, манию. В начале семидесятых он построил этот дом, и я вполне уверен, что вы были достаточно наблюдательны на подходе сюда и отметили, что сам по себе он является почти точной копией дома самого По. Что побудило промышленника на покое посвятить себя именно такому хобби - не могу сказать. Ради него он отрекся от всех других интересов, от самого мира, если угодно. Он вел обширную и продолжительную переписку со старожилами, что знали Эдгара По при жизни, побывал в Фордхэме, Вест-Поинте, Англии и Шотландии - практически во всех местах, где бывал сам По. Он приобретал для своей коллекции письма, сувениры, артефакты - боюсь, иногда даже крал их, если ничего иного не оставалось. - Ланселот Каннинг улыбнулся и кивнул. - Вам все это кажется странным, да? Когда-то и я так считал. Но стоило мне во все это углубиться, как я пропал сам, с головой.

- Да, что-то странное в этом есть, - согласился я. Но вы уверены, что у деда вашего не было какой-то личной, сокрытой причины так интересоваться По? Быть может, он встречал его в детстве или даже дружил е ним? Чем черт не шутит вдруг здесь играют роль кронные узы?

- Ода, вы правы! - взволнованно произнес Каннинг. - Только что озвучили мое собственное убеждение. Чутье подсказывает мне, что дедушка Кристофер чувствовал или даже знал наверняка о своем родстве с Эдгаром По. Ничто иное не способно объяснить его сильный первоначальный интерес, его горячую защиту По в литературных дискуссиях, его самоотречение, повлекшее за собой глубокую меланхолию. Тем не менее, никаких документов в пользу этой версии я не сумел отыскать - ни малейшей зацепки нет ни в письмах, ни в генеалогических исследованиях, ни в каких-либо иных записях. За поиск разгадки взялся вскоре мой отец - на момент смерти дедушки Кристофера он был всего лишь ребенком, но сопутствующие обстоятельства оставили глубокий след в его чувствительной душе. После смерти Кристофера дом долгое время пустовал - отец жил у матери в Балтиморе, - но, едва вступив в права наследования, он возвратился сюда. Имея значительное родовое состояние, он смог посвятить свою жизнь дальнейшим исследованиям. Имя Артура Каннинга до сих пор на слуху у литературоведов - решив, что творческое наследие По в должной мере изучено Кристофером, он взялся за частную жизнь писателя. Сдается мне, это предпочтение было продиктовано внутренним чутьем - он пытался раскопать сведения, что доказали бы родство отца - и его собственное, раз уж на то пошло, - с Эдгаром По. Не желаете ли вина?

Он налил мне полный бокал, извлеченный из просторного серванта, и я с благодарностью принял подношение. По иронии судьбы, вино оказалось прелестным старым амонтильядо.

- Итак, - продолжил Ланселот Каннинг, - своей миссией мой отец избрал розыск и исследование писем По.

Выдвинув огромный деревянный ящик из нижней секции шкафа, Ланселот продемонстрировал мне большие альбомы с письмами и все следующие полчаса я был погружен в перипетии переписки - с Генри Геррингом, с доктором Снодграссом, с Сарой Шелтон, с Джеймсом П. Моссом. Были здесь послания к миссис Роквуд, Елене Уитмэн, Энн Линч, Джону Пендлтону Кеннеди, записки к миссис Ричмонд, Джону Аллану, к Анне, к своему брату, Генри. Сотни листов - настоящий эпистолярный рог изобилия.

Пока я читал, Ланселот не преминул возможностью наполнить наши бокалы сызнова. Легкое опьянение овладело мной, разжигая интерес к лежащим передо мной пожелтевшим страницам.

Здесь были остроумные критические заметки По касательно различных литературных произведений, запутанные депрессивные излияния разума, тонущего в алкоголе и отчаянии, наброски рассказов и стихотворений. Безумный вопль о помощи здесь перемежался с гимном, воспевающим красоту жизни. Любовь и ненависть, решимость и нерешительность, томление и беспокойство, радость и меланхолия - все нашло отражение на этих исписанных листах. «Мрачный Эдгар» представал одаренным эрудитом и бессвязно мыслящим алкоголиком, любящим мужем и неистовым любовником, гордым творцом и разбитым нищетой ничтожеством, грандиозным мечтателем и горьким реалистом, ученым и мистиком... словом, являл из себя ту энигму, коей был при жизни.

Бокалы вновь наполнились. Мои губы приникали к стеклянному краю жадно - еще более жадными были мои глаза. Впервые истинный азарт Ланселота Каннинга передался моим собственным чувствам: я осознал то увлечение, что можно обрести, прослеживая судьбу По-человека и По-писателя, создававшего трагедии, жившего трагедиями, бывшего трагедией. Очарованного тайной — и окутавшего тайной же свои бытие и смерть, ставшего воплощением тайны на литературной сцене, тайны, которую так и не разгадал Артур Каннинг, несмотря на свою ревностную охоту за письмами.