Колибри - [142]

– Предполагается, что это будет фото невесты, а не будуара, – язвительно заметила она.

– Не будь такой подозрительной, Эб, я знаю, что делаю. Дэвиду понравится, когда он это увидит.

Это усилило ее подозрения еще больше.

– Я хочу, чтобы ты сфотографировал меня стоя.

– Я буду тебя фотографировать стоя, не волнуйся.

– Не придуривайся, ты знаешь, что я имею в виду.

– Да, конечно, знаю. Просто небольшая шуточка. Но либо мы будем делать все по– моему, либо Дэвид станет гадать, почему, несмотря на то время, что ты здесь сегодня провела, фотографии нет.

Джесси протянул руку, чтобы помочь ей сесть на наклонное кресло, а загнанная в тупик Абигейл поступила так, как он хотел. Его теплая, твердая рука каким-то образом придала Абигейл чувство уверенности. Джесси, поддерживая равновесие Абигейл, пока она опускалась на откинутое назад сиденье, пожал ее ладонь. Это кресло-качалка было больше, чем ее кресло, имело подлокотники и высокую резную спинку, украшенную по сторонам изогнутыми флеронами. Наклон кресла был таким сильным, что, упав на его спинку, Абигейл уже не могла самостоятельно из него выбраться. С ногами, свободно болтающимися в пустоте, она чувствовала себя брошенной на произвол судьбы и пыталась отнять голову от спинки кресла.

Джесси взял из ее руки вуаль и обошел вокруг, чтобы положить на кровать. Он приблизился сзади к креслу и посмотрел сверху на волосы Абигейл. Положив руку на ее лоб, он откинул ее голову обратно к резному дубу, оказавшемуся как раз под ее затылком.

– Вот так, – сказал Джесси, – расслабленно.

От касания его руки пульсирующие удары сердца Абигейл заколотились о высокий, тугой воротник из брабантских кружев. Как только тугой французский пучок дотронулся до спинки кресла, Абигейл обнаружила, что смотрит снизу вверх на Джесси. Они какое-то время смотрели друг на друга, и она сильно забеспокоилась, что же он собирается с ней делать.

Джесси заговорил бархатным голосом, двигаясь вокруг кресла и не спуская с нее глаз.

– У нас здесь невеста не до церемонии, а после – именно такой каждый жених и хочет запомнить свою невесту. Когда ее волосы в небольшом беспорядке, а она этого не замечает.

Джесси медленно полез в карман и вытащил маленький гребешок. Абигейл не спускала взгляда с его глаз, но увидела, как расческа приблизилась к ее виску и вытащила несколько прядей волос, несмотря на безуспешные попытки мисс Абигейл запротестовать. Она понимала, что должна поднять руки, чтобы остановить это сумасшествие, но Джесси, казалось, заворожил ее своими темными, пытливыми глазами и низким, баюкающим голосом.

– Именно в таком виде мужчины любят видеть своих невест, – снова послышался этот голос. – Можно назвать его взъерошенным... или менее совершенным после касаний щек, которые прижимались весь день к ее щекам, рук, которые пожимали ее руки, после танцев с кавалерами.

Джесси медленно склонился над Абигейл и вытянул несколько прядей волос из-за уха. Делал он это серьезно, без улыбки, изучая и примеривая. Абигейл поняла, что ее французский пучок уничтожен, но сидела как в трансе, пока он распускал ее волосы. Потом Джесси обошел вокруг кресла.

– Ему нравятся волоски, которые свисают то тут, то там, прилипая к ее влажной коже.

Нет, Джесси, нет, подумала она, по-прежнему сидя как завороженная. Джесси смочил кончик своего пальца языком, дотронулся им до ямки на щеке Абигейл и прилепил к ней локон. Она видела все словно со стороны – кончик языка, длинный палец, влажный, холодный участок кожи. Она пыталась не думать о том, как много частей ее тела он трогал своим языком, но он снова поднес палец ко рту и повторил операцию на другой щеке. Затем он немного отошел и одобрительно сказал:

– О, намного лучше, Эбби. Дэвиду это понравится.

Абигейл сжала подлокотники и уставилась снизу вверх на него. Все места, до которых он дотрагивался, и многие из тех, до которых не дотрагивался, бешено пульсировали.

– Ты слишком напряжена. Невесты не сжимают подлокотники кресел, словно напуганы до смерти.

Волосы Джесси оказались очень близко от лица Абигейл. Джесси снял ее руки с подлокотников, приказал тем же сказочным голосом:

– Расслабься, – и легонько встряхнул их. Запястья Абигейл неохотно поддались и стали более вялыми.

– Точно так же, как в твоей спальне в ту ночь, когда ты рассмеялась, – напомнил он. – Помнишь?

Она позволила ему делать с ее облаченными в кружева запястьями все, что угодно. Одну руку он перевернул и положил ладонью кверху на бедро.

– Вот так, – пробормотал Джесси и, пробежав одним пальцем от запястья до кончика ее среднего пальца, встряхнул его, чтобы убедиться, что он расслаблен.

Абигейл затрепетала, Джесси на мгновение исчез. Расширившиеся глаза Абигейл ждали появления его темного лица перед собой.

– Теперь вуаль... – он принес ее – белое облачко в смуглой, мускулстой руке. – Символ чистоты, который вот-вот должен быть отброшен.

Когда его рука приблизилась к Абигейл, ее сердце бешено забилось, но Джесси только повесил фату на резной флерон возле ее виска и принес ее кружевной шлейф, который положил ниспадающими складками на ее колени.

– Ладонью кверху, Эб, хорошо? Материя заскользила по ее руке, как будто только что устало снятая с головы. Джесси поднял другую руку Абигейл и изогнул запястье, как ивовую ветвь, через подлокотник. Он присел на одно колено возле нее.