Георгий Карпович отошёл к окну. Там, за чисто вымытым стеклом, был осенний лес. Зелёная хвоя сосен и елей, голые ветки берёз, осин, ясеней. Так вон, отдельно несколько жёлтых листков сохранилось. Пора бы уже и снегу выпасть — но нет. Обиделось небо на людей. Министр сетовал, что озимые вымерзнут.
Правильно ли он поступил неделю назад, что поддался на уговоры Шелепина? Теперь уже поздно думать. Тогда надо было. Думал. О том, что в аэропорту Алма-Аты застрелен Кунаев Динмухамед Ахмедович, Циневу сообщили в восемь утра. Пока выяснял подробности — звонок из Кремля. Брежнев сам позвонил, только ему хотел докладывать.
— Что известно?
— В семь…
— Подожди, давай сюда выезжай. Здесь доложишь, — трубка мерзко забибикала.
Приехал, а там гонки с препятствиями. Все бегают, кричат — Брежневу плохо. Охрана никого не пускает. Прошёл — хоть его пустили. Брежнев на кушетке бледный лежит и дышит часто, но будто через силу.
— Что, Чазова вызвали? — обернулся к Черненко.
— Конечно. Сейчас будет. Нитроглицерин вон врач дал, сказал отойти всем и не беспокоить.
Отошёл, а потом и в коридор вышел. Потом приехал Евгений Иванович и сказал, что обширный инфаркт — нужно срочно везти Брежнева к нему в институт. Там оборудование.
— Надо — везите.
Забегали тараканы. Или шавки? Только увезли, как появился Косыгин, поговорил с Черненко и ушёл.
И вот тут к нему подошёл Шелепин.
— Пойдём поговорим, Георгий Карпович.
Чего не поговорить-то. Начальник бывший. Ничего плохого о нём Цинев сказать не мог — ну, разве что сильно нахраписто лез по головам наверх. Там одно место — и оно занято. Нет, команду собирал, силёнки копил. И всё ж против такого зубра-интригана, как Леонид Ильич, слабоват. Пара лет — и нет команды, всю Брежнев разогнал. Когда по одному, а вот в последний раз — так сразу целое кубло вычистил. Пока шли, генерал-полковник понял, что сейчас нужно будет делать выбор.
— Присаживайся, Георгий Карпович, — Шелепин сел не на место во главе большого стола, а сбоку на стул и показал место рядом.
— Здесь пишут. Пойдём в коридор, а лучше до Царь-пушки прогуляемся.
— Твои же пишут?
— Мало ли.
— Хорошо. Пойдём к Царь-пушке.
Опять дорога, и опять время подумать. Ещё не дойдя до шедевра литейца Чохова, понял, что выход один: поставить на Шелепина. Косыгин эту партию играть не будет. У него свои игры. А здесь — Подгорный и Кириленко с одной стороны, Шелепин с другой. И что Подгорный, что Кириленко, что Полянский — они все ведомые. Были Брежнев с Сусловым — тянулись за ними, и тогда этот строй дубов грудью было не прошибить. Теперь нет. Чазов разговаривать не стал, но глаза прикрыл и головой мотнул: мол, ничего хорошего. Это уже второй инфаркт.
Ну, послушаем, что скажет «Железный Шурик».
— Тебя — членом Политбюро. Семичастного — вместо Шелеста. С Гречко я пять минут назад переговорил.
— Косыгин? Он по идее главный.
— К нему сейчас и пойдём. Маршала захватим и Воронова.
Пришли.
— Звонил Чазов. Брежнева ввели в искусственную кому. Даже если выживет — партией, понятно, управлять не сможет. В лучшем случае — сидеть в кресле в Завидово. Или в Крыму.
— Что думаете предпринять, Алексей Николаевич? — Шелепин неопределённо развёл руками, показывая, что в Кремле. Или в стране. Косыгин, как человек практический, решил трактовать вопрос конкретнее.
— Вернуть Маленкова, это раз. Байбакова Николая Константиновича — вместо зарвавшегося Кириленко. Это два. Фурцеву с Полянским гнать на все четыре стороны. Шелеста на пенсию. Пельше тоже. Гришин пусть работает. Подгорный? Тоже остаётся. Генеральным — вижу, хочешь, аж от Чазова новостей не дожидаясь, прискакал. Вот сам и садись в эту крапиву голым задом. Мне того даром не надо — у меня работа есть, её делать надо. И не лезь ко мне с политикой партии, я сам решу, кто у меня в народном хозяйстве коммунист, а кто контра. Всё.
— Семичастного вместо Шелеста? — гнул своё «Шурик».
— Бог с ним. Кого на освободившиеся места в Политбюро?
— Цинева, Семичастного.
— Согласен. Стоп! Кунаев. Что там? — повернулся к Циневу.
— Снайпер из-за забора аэропорта. Сразу насмерть. Ушёл, винтовку бросил. Наша, — коротко доложил Георгий Карпович.
— Туда кого?
— Не думали.
— Я знаю, кого. Есть один товарищ, что надавал тебе недавно на Политбюро по сусальнику.
— Тишков! Молокосос этот! Да его в Африку. В Танзании вон посол умер от малярии.
— Его — в Казахстан и в Политбюро. Это моё условие.
— Не справится!
— Этот — точно справится. Взвоют там все, — поддержал Косыгина Цинев.
Вставил пять копеек и Воронов.
— Конечно, у него морда лица не походит на кунаевскую. Но работоспособности хоть отбавляй.
— Да он капиталист махровый! — не сдавался Шелепин.
— Вот и хорошо! Может, подымет, наконец, Целину. А то у коммунистов пока получается тяп-ляп.
— Чёрт с ним. И в Политбюро?
— Конечно.
