Колхозное строительство 3 - [54]

Пётр прочитал по дороге домой передовицу «Правды». Всё же Брежнев был в начальном периоде не совсем плох. Ему бы от троцкистов отмежеваться, да Крым вернуть и вообще цены не будет.

Дома готовились. Сдвигали столы. Всего их было три. Круглый всё же перевезли из Краснотурьинска. Хотели на дачу, но пока тут мебели нет прижился. Ещё был небольшой кухонный стол, уже на зоне сделанный. Крутой. Раскладной, с привинчивающимися ножками. И школьный для девочек. Поставили в «Зале». Выглядело забавно. Все три разной высоты. За стульями пошла Вика по соседям. «ВАУ». Та самая. Конечно, конечно. А кто к вам в гости заглянул? Высоцкий?! С Джанеттой?!! А можно автограф? Чей?

ВСЕХ!!!

А вот Элина Авраамовна Быстрицкая предложила помощь и тарелки с вилками. Ну, а что. Пусть Сика глянет на наших див. Ему ведь и на Толстого и на Боливию искать актрис. Вот они. Не стыдно показать.

Второй сосед оказался букой. Василий Смыслов вышел с книжкой в руке, выслушал просьбу о стульях со склонённой головой. Вручил Маше-Вике книгу и зашёл, притворив дверь, в квартиру. Вышел с двумя стульями, поставил их, забрал книгу и закрылся.

— Что за книга хоть? — выслушав Вику Цыганову, хмыкнул Штелле.

— Гоголь. Сборник рассказов.

— Так не интересно. Думал задачник какой, шахматный, оторвали гения от мировых проблем.

— Пётр Миронович, — Быстрицкая взяла его под локоток, — Высоцкий же будет, наверное, песни петь. Можно мне послушать?

— Конечно, оставайтесь. Будете «Украшением стола».

— Шутите. Тут одной вашей дочери за глаза хватит. А ещё Высоцкий. И Джанетта. Все у нас в Пушкинском театре обзавидуются.

Семейство Сиков-Меркадеров обмануло. Каридад взорвали на Красной площади. И она в панике, и у неё жуткая мигрень.

— Взорвали на Красной Площади? — не поверил Штелле.

— Да чуть больше часа назад, — покивал головой Рамон.

А ведь точно. Что-то такое было. Вспомнил. Потом сообщат, что взрыв самодельного взрывного устройства совершил литовец, страдающий психическим расстройством. В интересное время живём.

С матерью остался и Хорхе и Луис. Так что прибыли только сам Витторио с женой, их дети и Рамон с женой Рокелией.

Почти одновременно пришёл и Владимир Семёнович со своей негритянкой. Высоцкому в Краснотурьинске сшили ботинки с острым носом на высоком каблуке, типа «Казачок», а Джанетте там же, почти без каблука. И всё равно 170 «Жеглова» и 182 дочери члена политбюро КПК товарища Боске. Видно разницу невооружённым глазом. Будущих супругов это, однако, не смущало. Да и флаг им в руки.

Один как перст заявился Судоплатов. В парадном своём мундире с погонами генерал-лейтенанта. Награды не в колодках, а сами ордена и медали.

— Извините, супругу не привёл. Болеет. Простыла.

Расселись. Пётр, как хозяин стал разливать коньяк.

Бывший чекист рюмочку прикрыл ладонью.

— У меня три инфаркта, было, — помотал головой бывший генерал НКВД, — Чаю выпью, сам понимаешь, что для тех мест, где я недавно побывал чаёк первое дело.

— Владимирский централ, ветер северный… — не удержался от намурлыкивания привязчивой песни Тишков, разливая янтарный напиток по остальным рюмкам.

Лия сходила на кухню принесла Судоплатову чашку с заваркой. (Между прочим, из сервиза Краснотурьинского завода. Пустили пару недель назад, вот первый блин прислали.).

— Что за песня? — пригубил купчик Павел Анатольевич.

— Да так… не обращайте внимания. Навеяло. Вы же во Владимирской тюрьмесидели?

— В ней, в централе, для особо опасных государственных преступников, — как-то горько усмехнулся Судоплатов и сосредоточился на чае.

Рамон Меркадер сидел возле Судоплатова по правую руку. Надо сказать, что в облике этих двух мужчин было что-то общее. Побитые жизнью, поседевшие, оба в идентичных очках в широкой роговой оправе. Судоплатов понятное дело, что слепой на один глаз, но и у Рамона со зрением не всё было хорошо.

Пили, под музыку с немецкого магнитофона. Де Сика с итальянским темпераментом наворачивал закуски и похваливал кулинарные способности супруги Тищкова, особенно ему понравились салаты с майонезом, даже миску к себе придвинул, чтоб удобнее добавляться.

Рамон же почти не ел. Клевал винегрет, вежливо спросил про Кубу, про концерты, у Высоцкого. Тот пообещал творческий отчёт чуть позднее представить.

Навернули, склевали, попробовали. Закусили. Лия с Филипповной пошла, варить пельмени, а Семёнович взялся за кубинку. Рассказал её историю и был на пару минут лишён инструмента. Всем испанцам захотелось хоть раз да ущипнуть легендарные струны.

А потом Высоцкий выдал. И Макарену, и Лампаду, и пару своих переведённых. И уже под внесённые в комнату парящиеся пельмени прорычал: «Эль пуэ́бло уни́до хама́с сэра́ венси́до».

Народ плюнул на горячее и потребовал повторить.

Убойная вещь.

И горячее под коньячок кончилось. Женщины начали убирать со стола посуду, освобождая его под торт с чаем.

— Что за песня-то про Владимирский централ, — пристал снова к Петру Судоплатов, — Заинтриговал.

Пётр глянул на Машу. Та кивнула. Взяла свою детскую гитару, на взрослой-то маленькими пальчиками не обхватить деку.

— А ты её знаешь? — склонился над девочкой Пётр.

— Обижаешь, папа Петя, я её с самим Кругом пела, на его концерте юбилейном.