Колхозное строительство 3 - [17]

Что можно сказать? А сказать можно следующее. Вика Цыганова гораздо более полезный попаданец, чем он сам. Песни на 90 процентов её. Он лишь их чуть портит, тексты, под существующую реальность адаптируя, или дописывая, когда слова забылись напрочь. С певицами и певцами недоделанными возится. Построила их. Почти уже и человеков из них слепила, а то были манекенами, пытающимися на сцене рот открыть. Ещё как Газманов сальты не крутят, но и не стоят истуканами.

Но сейчас не об этом. О платье. Когда семейство Ильича покинуло Краснотурьинск, Маша-Вика подошла к Пётру и говорит:

— Папа-Петя, ты ведь сможешь вот эти каракули превратить в красивые эскизы, — и подаёт несколько набросков платьев.

— Зачем?

— Ох уж эти мужчины! Ты что же думаешь, что на этом Галина Брежнева успокоится? — и головкой укоризненно покачивает.

— Нет?

— Нужно по этим карякам-малякам сделать хорошие эскизы, заказать Петросу Мушеговичу срочно добыть красивые ткани импортные, вот таких расцветок, и заказывать шить нашему ателье по размерам уже имеющимся на Галину Брежневу. А вот это эскизы туфелек. Тоже нужно кожу у этого джина просить и шить у нас в обувной мастерской. Да ещё и спешить надо. Она ведь платья шила не для того, чтобы в Завидово по дому ходить. Нет. Блистать. А эта болезнь не лечится. Скоро потребуются новые «лекарства».

Вот! Точно так и вышло. И что бы он делал, если бы три платья и три пары туфелек сейчас не лежали в чемодане на даче в Переделкино.

Пётр сделал вид, что задумался. Обошёл Галину. Взял за кисти и приподнял руки, крутанул. Чуть не завалились оба. Брежнева хоть и не набрала ещё той массивности, что на фотографиях из будущего, но и худышкой не назовёшь. Землячка, между прочим. Родилась в Свердловске. Там её батенька перед войной чем-то рулил.

— Когда приём? — Снова обошёл, теперь ноги разглядывая. Модельер, блин. Карденов. Тоже ведь Петька.

— Послезавтра, — сама крутанулась.

— Галя!!! — как бы глаза покруглее сделать.

— Петенька надо! Я тебя умоляю!

— Завтра в это же время, на этом же месте, — бросилась на шею, чуть не упали опять. И визгу. Филипповна на визг заглянула и застала их обнимающихся, резко юркнула назад. Нет, «юркнула» это не для стокилограммовой бой-бабы.

— Всё! Всё.

— Правда, сделаешь? Я надеялась, схватилась как за последнюю соломинку. Заказала у одной, она-то сшила, но мне не нравится и Марис сморщился.

— Галина Леонидовна! — сделал строгое лицо.

— Волшебник!

— Ещё ведь ничего не сделал.

— Что хочешь, проси. А какое платье будет?

А какое будет? Чёрно-красное и туфельки к нему красные с чёрным бантиком. И ремень красный к платью с пряжкой из червлёного серебра. Стоп. А что мы хотим? Вот удачный момент.

— Галя, а ты генерала Цвигуна знаешь?

Не отошла ещё от платьев, удивлённо глянула.

— Дядю Семёна? Понятно, знаю. Он же муж моей тёти. Его жена — тётя Вера сестра моей матери. А что? У тебя неприятности? — наморщила лоб. Сейчас помогать бросится.

— Нет, нет. У меня как раз всё хорошо, — Пётр указал на заваленный бумагами стол, — Хочу книгу одну написать. Консультация нужна.

— Про чекистов? Про шпиёнов? Здорово. Чур, первая читаю. Хорошо поговорю. Завтра в этом же месте отчитаюсь. Побежала, — и убежала, чмокнув в щёчку.

Чуть Филипповну не сбила, подслушивающую под дверью.

— Тамара Филипповна, сделайте мне кружечку кофе.

Именно, что кружечку. Первые ростки кооперации Краснотурьинского художественного училища и Богдановического фарфорового завода пробились. Совсем другой вкус у кофе стал, чем из стаканов.

Бариста осуждающе качнула головой.

— Пятая сегодня.

А кто сказал, что будет легко?

Глава 12

Троцкий говорил:

— Со Сталиным спорить очень сложно: я его цитатами, а он меня — ссылками.

Цвигун приехал сам. В этот же день. Тишков уже разделался с финансами и собирался домой, как опять «распахнулась» дверь. Нужно найти плотников и «уговорить» их перевесить дверь, пусть наружу открывается.

— Пётр Миронович, тут товарищ пришёл. Говорит, что вы его вызывали, — нда, а сзади генерал-полковник чуть ли не в парадной форме.

Пётр Цвигуна не видел. Ну, может, в той жизни, на бездонных просторах интернета. Только вот никто другой пожаловать не должен был. И этот поспешил чересчур. Тоже платье надо. Для жены Веры. Ну, да что уж, сам о встрече просил.

— Пётр Миронович, вызывали, — ржёт и руку протягивает. Значит, не арестовывать.

Как его звать-то? Семён, а дальше? Ай, молодца. Видя замешательство Тишкова, генерал сделал ход первым. Представился.

— Цвигун, Семён Кузьмич, — мордатый, в белом мундире. Красавец.

— Проходите. Присаживайтесь. Чайку, кофию. Конфеты Гуливер остались после набега кубинской делегации. Или печеньки? — стоящая на пороге Филипповна с тоской посмотрела на часы, висевшие на стене рядом с портретом Ильича. Первого.

— После кубинцев. Тогда конечно. Чайку лучше, и без сахара, — Филипповна исчезла.

— Что привело вас в сию юдоль скорби? — Пётр уселся напротив.

— Племянница попросила. Говорит от меня зависит написания очередного хорошего романа про разведчиков, — Цвигун наклонился над столом и подпёр пухлые щёки руками.

А что Пётр знал про этого толстячка. Как-то читал книгу про золото партии, сейчас уже автора и название не вспомнить. Там намекалось, что, скорее всего, не сам генерал застрелился и не из-за рака. Андропов поспособствовал. Смел пешку в борьбе за власть. А вот дальше в той же книге написаны совсем интересные вещи. После смерти Цвигуна на личной квартире проводится обыск, под предлогом изъятия секретных документов. И ошеломил он видавших виды оперативников. В тайниках были обнаружены то ли шесть, то ли пять трехлитровых банок с драгоценными камнями. А все полые части старой железной двуспальной кровати с массивными металлическими шарами бриллиантами оказались заполнены. Плюсом золотые слитки общим весом 35 килограмм. И вишенкой на торте полтора миллиона долларов купюрами в 100 долларов.