Колесо жизни и смерти - [11]
Всунутая внутрь мешка сложенная записка, никем не замеченная, падает на пол точно умирающая бабочка, да так и остается лежать под ногами вместе с заключенной в ней угрозой.
5. Когда увяз с головой
Полтора часа спустя цирковой караван выезжает из города и выливается на пустынное шоссе под яркими звездами Каталонии. Дэнни испускает протяжный вздох облегчения. Снова в пути!
Позади остались Саграда, и огни Тибидабо на холмах над городом, и запертый безмолвный парк Гуэля. Впереди на фоне ночного неба вырисовываются неровные хребты Пиренеев. А где-то там, за темным горизонтом, ждет Берлин.
Мальчик сидит в высокой кабине грузовика. Рядом дремлет Син-Син, голова у нее качается, задевая плечо Дэнни. Роза стискивает руль и нажимает педали, глядя в ночь прямо перед собой.
– Славно снова пуститься в путь, а, bello? – спрашивает она, перекрикивая рев мотора. – Через несколько дней на одном месте я аж вся дергаться начинаю. – Она улыбается. – Мы, Вегасы, всегда были бродягами.
И хотя Дэнни все еще дуется на нее, он знает: она права.
Пускай он все время держался начеку, высматривая, не возникнет ли новых проблем, пускай ему отчаянно не терпелось двинуться в путь, но последние час-полтора почти – почти! – доставляли ему наслаждение. Последние проверки – весь ли реквизит уложен? – рокот прогревающихся моторов, радостное волнение, какое испытываешь, когда двигаешься к новой цели, увозя с собой весь свой мир…
И пока они тихо движутся по Барселоне, ему нетрудно вспомнить себя самого до трагедии – как он ехал во главе каравана и, поглядывая в зеркало, видел вереницу машин: мурлычущий красный фургончик Дарко, грузовик с клоунами, в прицепе к которому едет генератор, мини-автобус, и дальше машины и фургоны с остальными членами труппы. Сегодня вечером, когда труппа покидает город и отражение процессии скользит в витринах магазинов, Дэнни мельком различает на темных стеклах отсветы мерцающего слова «Мистериум». На миг его охватывает восторг – проблеск надежды меж мрачных мыслей.
Снова знакомое и дивное, совершенно особое чувство дорожного братства! «Да, здесь мой дом, – думает он. – Я ощущал это, когда мы смеялись с Заморой и когда смотрел представление. И уж совершенно точно – сейчас. С «Мистериумом» ли, с другой ли труппой – но вот что я знаю и люблю. Вот жизнь, к которой я стремлюсь…»
Дэнни чувствует: решение принято. Приятное, правильное сознание. Оно словно бы вдыхает в него новые силы. Но следом, затуманивая мысли, убивая радость, идет приливная волна горя.
Ведь в караване недостает одного самого важного элемента: фургончика их семьи – мама за рулем, а папа делает какие-то пометки, вносит изменения в программу. Казалось, в такие минуты они жили наиболее полной жизнью – глаза устремлены к горизонту, на лицах предвкушение нового города, нового дня.
Дэнни прислоняется лбом к тряскому стеклу, глядя, как на окнах и витринах домов вспыхивает и тут же исчезает отражение проезжающего каравана.
– Поспи, bello! – окликает его Роза, отпивая кофе из термокружки.
Он качает головой. Мысли о конечной цели их путешествия снова прожгли себе путь наружу.
– А что будет в Берлине?
– Ты это о чем?
– Мы остановимся… в том же месте?
Роза вздыхает:
– Почти. Рядом с «Типи», кабаре в парке. Помнишь, мы поднимались к монументу под снегом? За день до… – она осекается и прищелкивает языком. – Послушай, Дэнни, ты уверен, что готов к этому… а то еще не поздно…
– Все хорошо, – отрывисто говорит он. – Я хочу сходить на кладбище. На могилы.
– Ну конечно, bello. Мы все непременно сходим, как только время выкроим.
– Я хочу пойти сразу, как мы приедем.
– Как только сможем, Дэнни. Сам знаешь, сколько всего еще надо сделать. – Роза качает головой, сбрасывая напряжение с шеи и плеч. – Не возражаешь, если я музыку включу? – Не дожидаясь ответа, она всовывает в прорезь кассету. Из дребезжащего усилителя доносится гитарный бой. – Старое доброе техно ни с чем не сравнишь! Мы это всегда слушали по дороге в Науди! – поясняет она и сильнее давит на педаль газа. – Хорошие были времена, а?
Да уж. И правда, хорошие! Несмотря на жгучее желание поскорее попасть в Берлин, в мальчике пробуждаются и воспоминания о Науди: дорога на холм, деревья вокруг, словно поднимаешься на подводной лодке из зеленого моря – и вот ты уже над обрывом, среди каштановых рощ. Едешь вверх по оканчивающейся тупиком дороге, потом по маленькому ответвлению, а там рукой подать – и «дома».
Старинный особняк видывал лучшие дни: растрескавшиеся ставни висели на одной петле, а в дожди и грозы приходилось расставлять повсюду ведра – потому что потолок течет. Летом там просто распахивались все окна и двери, так что внутри и снаружи температура получалась одна и та же. Мама натягивала на лугу за домом канат и каждый день подолгу тренировалась над колышащимися высокими травами и цветами. Над головой у нее синими вспышками носились ласточки, а папа гордо любовался ею и говорил – она сама как ласточка…
– Эй! Ву! Ты меня слушаешь?
Оказывается, Син-Син уже проснулась и теперь долбит Дэнни под ребра.
– Прости.
– Я спросила – как по-твоему, из меня выйдет ассистентка метателя ножей?
