Колесо времени - [7]

Как нетрудно догадаться, мрачным предчувствиям, к счастью, не суждено было сбыться. Светило неожиданно перестало скатываться к югу и, будто осознав, что наступил критический момент отступления, перешло опять к шагу на месте. Это «восходное стояние» в течение нескольких дней в разгар морозной зимы, возможно, представлялось предку временем сопротивления ослабевшего Солнца злым силам, которые увлекали его за южный горизонт. Если светилу угрожала там смерть, то умерла бы и скованная ледяным холодом Земля со всеми ее обитателями. Но как, однако, переменились времена: если летом страх вызывало Солнце с его испепеляющим зноем и предок мечтал, чтобы победу одержали силы, которые остановили бы его победное шествие на север, то теперь ужас охватывал пещерных обитателей при мысли, что светило не устоит перед невидимыми соперниками и его красный остывающий диск навсегда закатится за небосклон.

Предок желал Солнцу преодоления невзгод, мечтая о возрождении его сил, а значит, и о возвращении на Землю тепла. И вот светило как будто перебороло своих врагов — после, кажется, неимоверного напряжения оно сделало, наконец, первый шаг в обратном движении к северу. Он был едва приметным для глаза, этот даже не шаг, а так, нечто вроде опасливого, с предосторожностями, намека на движение. Пожалуй, лишь нетерпеливое ожидание желанного да извечные надежды на лучшее, коими во веки веков был жив человек в этом мире противоборства добра и зла, позволили предку уловить то прекрасное мгновение, когда Солнце сначала при заходе, а потом и при восходе впервые чуть-чуть качнулось в счастливую для зимней поры сторону севера.

В последующем светило день ото дня увереннее шагало по пунктирным линиям точек восходов к заходов, все далее отступая от южной стороны. Настала пора, и Солнце приблизилось к тому месту, откуда оно, восходя, вновь смогло заглянуть поутру внутрь пещерного убежища и полюбопытствовать: теплится ли костер внутри него и всем ли удалось пережить суровую зиму? К тому времени ранней весны светило уже окрепло, набралось сил. Оно веселело на глазах, а от зимней старческой дряхлости не осталось и следа. Сияющий молодостью диск живо выкатывался из-за края Земли, как выпущенный охотниками из кожаной петли каменный шар-болас. Солнце, будто окрыленное, что ни день, то выше взлетало к полудню над едва не погубившей его южной окраиной мира. Полукружия пути светила по выкрашенному лазурью Небу становились все размашистее, удлиняя день и укорачивая ночь. Наконец, в приоткрытый Солнцем проем опять хлынули с юга караваны перелетных птиц. Острые углы их строя привычно нацеливались на север. Все вернулось на круги своя.

Испокон веков, как вечный небесный странник, Солнце неутомимо вставало над Землей, то сдвигаясь в своих восходах на горизонте до крайнего порога на севере, то, поворотив назад, скатывалось до опасного рубежа на юге. Так же перемещались заходы на западе. Самым впечатляющим для человека было между тем то обстоятельство, что в строгой координации с плавной ритмикой походов светила к северу или к югу, с высокой или низкой позицией Солнца в полдень на юге, с длинным или коротким дневным путем его по небосклону теплые дни сменялись холодными. Затем все повторялось в обратном порядке.

Надо думать, предок достаточно долго не мог схватить суть этих закономерностей, а тем более уяснить обстоятельства, которые управляли такими закономерностями. Но когда-то пора первоначального прозрения, как нетрудно догадаться, все же настала…

Солнце при всем его величии и значимости для жизни на Земле отнюдь не единственное светило Неба, с которым были связаны явления, поражавшие воображение человека, подталкивающие его к размышлениям и мечтам, бередящим фантазию — «качество величайшей ценности» не только поэтов, но и математиков[3]. Заходило Солнце, и темнеющий голубой купол начинал покрываться световыми точками. С приходом мрака они высыпали мириадами. Можно, однако, с уверенностью утверждать, что ни одно из ночных светил не привлекало столь пристального интереса предка, как бледнолицая Луна. Эта подлинная госпожа ночи обладала такими волнующими качествами, производила переменчивым обликом настолько сильное впечатление, так могла будоражить воображение непостоянством, что во внимании к себе не должна была знать соперниц. Со своей многоликостью, изменчивостью норова, полярностью черт характера при сопоставлениях со светилом дневным, Луна как будто специально появилась в этом мире для того, чтобы предок потверже уяснил не только его гармонию, но и противоречия.

В самом деле, первобытному охотнику трудно было, наблюдая за строптивой Луной, отделаться от мысли, что она преднамеренно, как бы поддразнивая Солнце, делает все наоборот и наперекор ему. Начать с того, что Луна позволяла себе неожиданно исчезать с Неба на 1–3 дня, в то время как Солнце никогда, как можно было видеть, подобной небрежности не допускало и ни на один день не оставляло Землю погруженной во мрак и холод. С другой стороны, Луна порой появлялась на небосклоне не только ночью, но и, непрошеной, днем, когда нужды в ней, бледной и полупрозрачной, затмеваемой блеском дневного светила, совсем не было. Солнцу неведома такая вызывающая вольность, и ночную пору оно, раз и навсегда отдав во владение Луны, не тревожило своими лучами. Мало того: если Солнце возрождалось ежедневно при восходах своих на востоке и, методично проделав положенный дневной путь, умирало на западе, то Луна, напротив, после 1–3 суток отсутствия возрождалась на западе, а умирала около трех десятков суток спустя на востоке.