Колесо времени - [15]

Наконец, археологу важно знать, если он все же рискнет заняться «астрономическими аспектами» древних памятников, что эклиптика — плоскость, в которой перемещается Солнце, то уходя зимой в южное полушарие неба (восходы и заходы сдвигались к югу), то летом — в северное (восходы и заходы сдвигались к северу), — действительно, как и полагали египетские жрецы и как мог наблюдать это предок из пещеры, не занимает постоянного положения в пространстве относительно небесного экватора. Она, эта плоскость, слегка покачивается, и размах этих колебаний не превышает 2°37′, а сдвиги за тысячелетие — сотых долей градуса. Такое впрямую не наблюдаемое покачивание находит отражение в следующем: точки крайних к северу и югу восходов и заходов Солнца в моменты летнего и зимнего солнцестояния не остаются, как можно подумать, стабильными, а в течение веков слегка смещаются то влево, то вправо относительно некоего усредненного положения. Соответственно слегка меняются также крайние точки восходов и заходов низкой и высокой Луны.

Ясно, что, зная такие тонкие смещения, следует вносить поправки в то, что составляет «астрономические аспекты» памятников, а археологам подобные коррекции могут подсказать эпоху, когда с наибольшей вероятностью они делались. Иначе говоря, признай они отражение астрономических аспектов в памятниках древности, и у них появился бы дополнительный метод точного датирования археологических объектов — астрономический!

Разумеется, чтобы засечь упомянутые изменения, требуются не только особо тщательные и длительные наблюдения, но также хорошо продуманная система сохранения и передачи информации. Если верить сообщениям Диодора Сицилийского, то египетские жрецы решили такую проблему. Как он утверждал, не было на Земле другой страны, где положения и движение светил отмечались бы с такой точностью и прилежанием, как в Египте. Наблюдения эти велись с «незапамятных времен», а затем результаты их в специальных таблицах с детальным обозначением всего замеченного в движении планет и обращении их вокруг Солнца и в прохождении планет и Солнца через созвездия зодиака сохранялись с трепетной бережностью в храме бога дневного светила Ра. Но можно ли осмелиться предположить, что сходные «записи», при доверии к сведениям Геродота, действительно восходили к финальной стадии древнекаменного века, т. е. к 12 тысячелетию до нашей эры? Если да, то была ли тогда, в каменном веке, система фиксации и хранения накопленных в области астрономических наблюдений фактов?

Не следует отвергать с порога возможность положительного ответа на оба вопроса. К разумной осторожности здесь еще в начале века призывал, по существу, тот же К. Фламмарион. Описывая очередной период смещения полюса, когда он в 2105 году нашей эры вновь начнет удаляться от Полярной звезды, и мысленно обращаясь к тому времени, когда пройдут очередные 25 729 лет и полюс опять вернется к Полярной, астроном справедливо заметил, что наша эпоха тогда «погрузится в гораздо большую тьму тысячелетий, чем для нас времена фараонов и древних египетских династий»[8]. Но как тогда будет восприниматься современный человек и его культура? Согласно шутливому предположению К. Фламмариона, он окажется выставленным для обозрения в музейном шкафу натуралиста будущего в качестве всего лишь «любопытного образчика древней и довольно еще дикой природы людей, обладавших уже, однако, некоторым расположением к научным занятиям»[9].

Весьма реальная, по всей видимости, перспектива такой оценки едва ли приведет в восторг любого представителя нашего времени, в том числе археолога, гордого своими достижениями в распознании «сокровенных загадок прошлого». Поэтому-то, досадуя по поводу возможной несправедливости определения значимости своей со стороны потомков-коллег, а также во избежание в будущем столь конфузного оборота дела со шкафом, украшенным отнюдь не вдохновляющей этикеткой, ему не худо бы повнимательнее присмотреться к тому, что сам он теперь выставляет в музейных шкафах — так ли уж «дика» была «природа» тех, кто тоже, возможно, имел в глубокой древности «некоторое расположение к научным занятиям»?

Глава III ГОД БЫТИЯ

Первобытная древность астрономии,

происхождение небесной сферы, и созвездий,

взгляды древних на строение мира — вся эта

научная панорама представляет необъятное

зрелище, в котором видна вся душа и жизнь

человечества, с его могуществом и бессилием,

с лихорадочным любопытством и томлением,

с вечным неотступным желанием до всего дойти,

все узнать, над всем властвовать.

Никола Камиль Фламмарион

В эту ночь в храме «Встречи середины Солнца» Мемфиса обычно и без того торжественные службы звездным богам отличались необычайной пышностью и проходили с подчеркнутым воодушевлением. Страна священного Хапи — Нила, дарующего жизнь всему сущему, — знала, какие грядут великие события. До восхода над горизонтом лучезарного Ра, животворного дневного светила, которое где-то там, в мрачной утробе преисподней — Дуат, проплывая в барке, в напряженных борениях преодолевало злые силы гигантского змия Апопа, оставалось всего два часа. На рубеже их, когда утренние сумерки рассеют мрак и начнут гасить звезды, произойдет то событие, наступления которого десятки поколений жрецов терпеливо ожидали почти пятнадцать веков. Так можно ли представить людей во всей Вселенной более счастливых, чем они, коим боги даровали невиданную для большинства смертных честь: провозгласить начало величайшего из священных торжеств — наступление «Праздника слезы», восхода-рождения на востоке красы звездного Неба, лучезарной звезды богини Сотис-Изиды, Сириуса, могущественного ночного Солнца; «Праздника вечности»; «Праздника Тота», многомудрого бога-Луны, который научил людей небесной науке, гаданиям и чародейству; праздника начала «Божественного», «Великого» или «Псового года»; праздника вступления на престол нового фараона. Вдали от алтаря, едва видное в мерцающих сполохах языков пламени храмовых светильников, стояло изваяние уходящего в прошлое года, представленного в образе плотно закутанного в ткань богочеловека.