Колесо Фортуны - [124]

На какое-то время бойкая барынька притихла, а после смерти Елисаветы снова принялась егозить и суетиться — надо действовать, надо действовать… Такая надействует — не обрадуешься.

Идти к Дашковой и тем показывать, что он чем-то связан с Паниным и какие-то дела заставляют его разыскивать графа даже в чужих домах, Орлову смерть как не хотелось, но выхода не было. Он решил под какимнибудь предлогом вызвать Панина и сообщить ему тревожную весть с глазу на глаз.

Лакей ушел доложить, а возвратившись, сказал:

— Пожалте в залу.

— Почто? — сказал Орлов. — Я не с визитом. Мне нужно графа видеть, по делу, понимаешь?

— Не могу знать-с. Приказано просить в залу-с.

Орлов выругался про себя и пошел следом за лакеем.

— Капитан Орлов, вашсъясь, — доложил лакей и, пропустив в гостиную Орлова, закрыл за собой дверь.

Худенькая женщина, что-то энергично доказывавшая сидящему в кресле Панину, порывисто обернулась.

— Так вот вы какой, Орлов? Что же вы стоите у двери? Идите, идите к нам поближе, — светским жестом повела она рукой. — Дядя мне только что говорил, как вы храбро сражались под Кунерсдорфом.

— Под Цорндорфом, ваше сиятельство.

— Да, да, под Цорндорфом… Можете не титуловать меня, называйте просто княгиней.

Она была востроглаза, порывиста и по молодости миловиднее своей старшей сестры. Если бы не пышная прическа и платье, ее можно было принять за подростка.

— Так что вас привело ко мне, Орлов?

— Простите, княгиня, зачем бы я стал вас беспокоить? Это ваш человек не понял — я просил вот их сиятельство уделить мне несколько минут.

— Что-нибудь случилось? Я по вашим глазам вижу — что-то случилось!.. Что же?

Панин, удобно откинувшись в кресле, постукивал кончиками расставленных пальцев одной руки о кончики пальцев другой. Он перевел взгляд с племянницы на Орлова и еле заметно улыбнулся — ни по глазам, ни по лицу Орлова решительно ничего прочитать было нельзя.

— Ничего не случилось, — сказал Орлов. — Просто я хотел спросить совета графа. Дело чисто мужское, вам неинтересное.

— Нет, нет, Орлов, я вижу, вы что-то скрываете.

Меня нельзя обмануть. Это касается нашего дела? — с нажимом спросила Дашкова. — Говорите смело, ничего не бойтесь.

Орлов взглянул на Панина, тот покивал.

— Говорите, говорите, Орлов, наша милая княгинюшка достаточно осведомлена.

— Да я только хотел спросить, как теперь быть? Мне сказали — Пассек арестован…

— Кто этот Пассек? — спросил Панин.

— Капитан-поручик Преображенского полка.

— Он из наших? — снова с нажимом спросила Дашкова.

— Он… ну, он из моих друзей, — ответил Орлов.

— Вы прекрасно делаете, Орлов, что говорите иносказательно. Осторожность в нашем деле необходима.

Слишком многое поставлено на карту! — горячо сказала Дашкова. — Вот видите, дядюшка, я была права — мы слишком медлим. Надо действовать! Мы только собираемся, а т а м уже действуют. Вот уже начались аресты…

— Погоди, Катенька. Пока не аресты, а только один арест. Кстати, известно, за что он арестован?

— Нет, покуда неизвестно.

— А где его содержат — в крепость увезли или?..

— В караульной на полковом дворе.

При известии об аресте Панин выпрямился и перестал покачивать кистями, теперь он снова откинулся на спинку кресла и задумался. Дашкова теребила платок, переводила взгляд с Панина на Орлова, с Орлова на Панина и наконец не выдержала:

— Почему вы молчите, дядюшка?! О чем вы думаете?

— А думаю я, милая племянница, о том, какие, в сущности, основания для тревоги? И, признаться, не вижу их.

— Как вы можете так говорить?! Арестуют нашего человека, а вы спокойны?

— Но ведь неизвестно, за что его арестовали! Может, сделал что-то противу дисциплины или за какое-то упущение по службе. Может такое быть? — спросил Панин.

Орлов пожал плечами.

— Может.

— Ну вот! А мы из каких-то пустяков должны поднимать шум и тем прежде времени себя обнаружить?

— А как не пустяки?

— Если б не пустяки, думаю, капитан-поручика этого не держали бы в караульной. У нас государственных преступников в крепости содержат.

— Так, может, просто не успели!.. Нет, как хотите, дядюшка, я решительно не согласна. Надо действовать, действовать немедля!

— Как действовать? Поднять гвардию по тревоге и вести на штурм караульни, чтобы освобождать этого… как его?.. Пассека? Или из-за его ареста сразу идти в Ораниенбаум воевать государя императора? А пойдет ли гвардия воевать из-за капитан-поручика? Даже из-за десяти капитан-поручиков? Нет, милая моя, так серьезные дела не делают, не поглядев в святцы, в колокол не бухают.

— Вам, господин граф, — сказал Григорий, — драться доводилось?

— То есть как? — изумился. Панин.

— Обыкновенно — на кулачки или чем ни попадя…

— Опомнитесь, Орлов! — холодно сказал Панин. — С какой стати я бы это делал? Дерутся только пьяные мужики!

— Там кто б ни дрался, в драке главное — кто первый треснет как следует. Иной раз одним ударом и вся драка кончается. Я к тому — как бы мы не подставились. Будем сидеть да ждать, покуда нас шарахнут так, что потом костей не соберешь…

— Ну, знаете, сия аллегория совсем некстати. Речь не о пьяной драке, о политике!

— Да ведь политика всегда к драке сводится. Это мы, солдаты, на собственной шкуре испытали.