Колеса - [11]

— Привет, босс! — донесся до Мэтта голос с другой стороны конвейера. Он обернулся.

Голос принадлежал контролеру по внутренней отделке, человеку небольшого росточка, поразительно похожему на Гитлера и давно работавшему на конвейере. Товарищи, конечно, дали ему кличку Адольф, а тот — как звали его на самом деле, Мэтт так и не вспомнил, — словно желая подчеркнуть сходство, даже прикрывал прядью волос один глаз.

— Привет, Адольф! — Мэтт перелез на другую сторону конвейера, осторожно пробравшись между желтой машиной с откидным верхом и серо-зеленым седаном. — Ну, как сегодня кузова — на уровне?

— Бывало и хуже, босс… Помните игры на первенство мира?

— Лучше и не вспоминать.

Игры на первенство мира, как и начало охотничьего сезона в Мичигане, были событиями, которых автомобилестроители страшились больше всего. В эти периоды прогулы достигали апогея — даже мастера и начальники цехов не составляли исключения. Качество резко падало, а когда шли игры на мировое первенство, дело осложнялось еще и тем, что рабочие куда больше внимания уделяли карманным приемникам, чем своей работе. Мэтт Залески помнил, как в 68-м году, во время игр на первенство, которое выиграли «Детройтские тигры», он мрачно признался своей жене Фриде — это было за год до ее смерти: «Я бы не пожелал даже врагу своему купить собранную сегодня машину».

— Во всяком случае, с этим заказным все в порядке. — И Адольф (или как там его звали) на секунду вскочил в серо-зеленый седан и тут же из него выскочил. За седаном шла ярко-оранжевая спортивная машина с белыми сиденьями. — Наверняка для блондинки. Я бы не возражал с ней прокатиться, — хихикнул Адольф из машины.

— Я смотрю, ты и так достаточно катаешься, — крикнул ему Мэтт Залески.

— Ну, а после того, как с ней прокачусь, придется меня оттуда силком вытаскивать. — Контролер выскочил из машины, похлопывая себя по ляжкам и осклабясь: юмор на заводе был весьма примитивным.

Заместитель директора усмехнулся в тон ему, понимая, что рабочему за 8-часовую смену не так уж часто удается с кем-нибудь словом перекинуться.

Адольф тем временем нырнул уже в другую машину. Залески был, конечно, прав, заметив, что контролер достаточно катается, — недаром эту работу поручают людям, уже поднаторевшим на конвейере. Однако платят за нее столько же, сколько и всем, и авторитета это человеку не прибавляет, а свои отрицательные стороны имеет. Если контролер — человек добросовестный и делает замечание по поводу плохо выполненной работы, он вызывает злость у других рабочих, и они уж найдут способ осложнить ему жизнь. Да и мастера тоже косо смотрят на излишне старательного контролера, ревниво относясь ко всему, что входит в сферу их компетенции. На мастеров давит начальство — в том числе и Мэтт Залески, — требуя, чтобы они выдавали положенную продукцию, и мастера склонны — да часто так и поступают — игнорировать замечания контролеров. Мастер обычно бросает классическую фразу: «Да пропусти ты», — и не отвечающая стандартам деталь или машина движется дальше по конвейеру; иной раз ее выловит контроль, отвечающий за качество, а чаще всего — нет.

Залески заметил, что представитель профсоюза и Ньюкерк встали из-за стола.

Он перевел взгляд на конвейер, и внимание его почему-то снова привлек серо-зеленый седан. Он решил перед уходом из цеха повнимательнее обследовать эту машину.

Посмотрев вдоль конвейера, он заметил, что Фрэнк Паркленд стоит неподалеку от своей конторки: по всей вероятности, он решил, что уже сыграл свою роль в разрешении конфликта, и вернулся к работе. «Что ж, — подумал Залески, — наверное, мастер прав, только теперь ему труднее будет поддерживать дисциплину. А черт, у каждого свои проблемы! И пусть Паркленд сам решает свои».

Залески перешел на другую сторону конвейера и увидел, что Ньюкерк и представитель профсоюза идут к нему. Черный рабочий шел не спеша — сейчас он казался еще больше, чем когда сидел за столиком. Лицо у него было широкое, с крупными чертами — под стать всей фигуре; губы растягивала ухмылка.

— Я сообщил брату Ньюкерку об отмене увольнения, которой я добился для него, — сказал Иллас. — Он согласен вернуться на работу при условии, что ему заплатят за простой.

Заместитель директора кивнул: ему не хотелось лишать Илласа лавров, и если он желает небольшое недоразумение превратить в Битву за Перевал — что ж, пусть, Залески не станет возражать.

— Только ухмылку эту я бы попросил убрать, — сказал он резко, обращаясь к Ньюкерку. — Повода для веселья я тут не вижу. — И добавил, обращаясь к Илласу: — Ты ему сказал, что в следующий раз дело обернется для него куда печальнее?

— Он все мне сказал, — заявил Ньюкерк. — Не сомневайтесь, больше такое не случится, если не будет повода.

— Что-то ты больно хорохоришься, — сказал Залески. — Ведь тебя только что чуть не выгнали.

— Откуда вы взяли, что я хорохорюсь, мистер? Возмущен я — вот что! Этого вам — никому из вас — никогда не понять.

— Я могу, черт побери, тоже возмутиться — и крепко, когда на заводе беспорядки, от которых страдает работа! — огрызнулся Залески.

— Нет, так возмутиться, чтоб душу жгло, вы не можете. Чтоб ярость кипела…