Колен Лантье - [32]

Пьер надвигался на него, размахивая железным брусом.

— Ты умрёшь сейчас, Крамуази! Умрёшь от руки виллана! А твои кишки сгниют на солнце.

Сеньор в бешенстве замахнулся на него мечом, но Пьер проворно отскочил в сторону. Лезвие меча со скрежетом резануло по земле, во все стороны брызнули искры.

— Ты умрёшь, Крамуази!

Мельник с силой опустил брус. Хрустнули кости. Неукротимый Робер последним усилием пытался поднести руку к ране, но смерть уже сковала его тело и кровь остановилась в жилах. Разинув рот, умирающий жадно глотнул воздух. Его грудь два или три раза судорожно приподнялась и опустилась.

— Крамуази мёртв! Слишком чёрная была у него душа, чтобы пожелать ему прощения на том свете, — произнёс Гийом Каль.

— Ну, теперь мне и лихая смерть не страшна, — промолвил Пьер. — Сегодня я сделал доброе дело.

Последнее сопротивление защитников замка было сломлено. Только труп де Крамуази валялся на холодных плитах. Толпа Жаков устремилась в главную башню. Узкая лестница вскоре оказалась забитой людьми. Первые из вилланов, ворвавшись в верхний зал, обнаружили здесь долговые книги. На пергаментных листах выстроились столбцы цифр: налоги, подати, арендная плата — подробнейший перечень всевозможных повинностей и кабальных обязательств. Эти записи вопили о безысходной крестьянской нищете, накапливавшейся месяцами и годами, наследуемой из поколения в поколение.

Раздался единодушный крик:

— Сжечь их! Сжечь немедленно и развеять пепел по ветру!

Над толпой мелькнул зажжённый соломенный факел. Его передавали из рук в руки. Пьер вручил факел Гийому Калю, говоря, что эта честь по праву принадлежит вожаку. Огненный язык извивался, подобно раздражённой змее. Он жадно лизнул ссохшиеся листы пергамента, которые корчились и свёртывались, как стружки. Пламя проникло в толщу фолианта, послышалось шипение плавящейся металлической оправы. Внезапно поднялся с весёлым потрескиванием сверкающий огненный столб.

Колен протиснулся в первый ряд и, словно зачарованный, смотрел, как горят архивы Крамуази. Огонь перебросился на деревянную обшивку стен. Аромат древесной смолы смешался с запахом горелого пергамента.

— Послушай, как гудит костёр, — обратился мальчик к Пьеру. — Скоро загорится весь замок.

Мельник утвердительно кивнул ему.

— Замок запылает, как стог сена. Пусть огонь сожрёт всё до основания.

И, как бы выполняя его пожелание, вдоль стены лопнул деревянный плинтус, разбросав множество искр.

— Идём, пусть свершится правосудие! — приказал Гийом Каль. — Скоро в этой башне станет жарче, чем в печи.

Гулкое эхо от сотен шаркающих ног прокатилось под высокими сводами. Вместе с Пьером и Гийомом Калем Колен вышел в числе последних из зала башни. Жара становилась нестерпимой. Багровые языки пламени уже лизали поперечные балки потолка.

Жаки выгоняли из хлева коров и овец. Слышались радостные возгласы:

— Матье, взгляни, вот наша корова! Узнаёшь белую звёздочку на лбу?

Несчастные, перепуганные животные бежали куда глаза глядят. Одна из коров, обезумев от смрадного дыма, с такой силой боднула в грудь попавшегося ей на пути виллана, что кровь брызнула струёй. Все бросились на помощь пострадавшему.

В эту минуту из леса донёсся протяжный звук охотничьего рога.

— Это Рауль! Он предупреждает, что приближается Железная Стопа. Эй, парижанин, беги к нашим и вели им не расходиться. Мы сейчас будем там!

Колен помчался во весь дух. Вторично послышался рог. Колен успел заметить, как дрогнули ряды крестьян. Воины Железной Стопы внушали им безграничный ужас.

И в третий раз прозвучал рог, на этот раз — похожий на стон умирающего оленя.

— Чёрт возьми, мы сейчас! — пробормотал Колен.

Клубы чёрного дыма заволокли вершину башни. Над ней, как стяг, развернулся огромный огненный язык.

В толпе послышался ропот.

Снова простонал рог.

Глава четырнадцатая

— Уходи, твои фокусы мне надоели!

Лениво подняв руку, дофин Карл бросил жонглёру кошелёк. Тот ловко поймал его на лету.

— Благодарю, монсеньёр, благодарю!

Ласково поглаживая обезьянку, сидевшую у него на плече, фигляр, пятясь, добрался до двери.

Карл тосковал в Компьенском замке, и все развлечения, на которые он прежде был так падок, теперь вызывали в нём только скуку и раздражение. Тщетно придворные лезли из кожи вон, чтобы придумать для него какую-нибудь новую забаву. Дофина грызла какая-то тайная болезнь, которую не могли излечить ни пилюли, ни целебные настои, приготовляемые самыми известными врачами королевства.

— Не желает ли ваше королевское высочество выехать на соколиную охоту? — спросил граф де Танкарвиль, один из самых преданных придворных.

Тонкие губы принца искривила гримаса.

— Он не унаследовал ни доблести своего деда Филиппа[42], ни здоровья своего отца короля Иоанна[43]. Видно, род Валуа совсем захирел! — прошептал сеньор Компьена на ухо смуглолицему бакалавру. Граф приблизил его к себе, несмотря на низкое происхождение.

Сеньор начинал тяготиться пребыванием дофина в его добром городе Компьене. Содержание всей его блестящей свиты стоило слишком дорого, и горожане явно выражали недовольство.

— Деятельность Карла Наваррского в Париже не даёт ему спать, — ответил в том же тоне Жан Фруассар