Колдунья - [14]

Кора зачаровывала и ловила в свои сети… Она привлекала мужчин красотой тела, а природу — красотой души. И она привлекла и свою смерть в конечном итоге; последнее, что я о ней слышала, — это как ветер подхватил ее юбки на помосте, как она взмыла и полетела, круг за кругом.

Она тоже была рождена человеком. Ее матерью была не мечущая икру рыба, а набожная женщина с рубинами в ушах и жуткими руками. В момент рождения Коры в дом ударила молния, и тот загорелся, и руки ее матери обуглились, когда она толкала дверь, чтобы спастись бегством. «Бедовое дитя». Кора передвигалась по-паучьи. Не ползала, как другие дети, а карабкалась, и казалось, что она состоит лишь из глаз и ног. Однажды на воскресной службе она ползала в церкви и исцарапала ногтями церковную скамью — следы получились похожими на перевернутый крест. «Знак! — кричали прихожане. — Сатанинский знак!» Их охватил азарт охотников на ведьм, и они привязали мою бабушку к дакинг-стулу. «Ты прелюбодействовала, — обвиняли ее, — с тем парнем». Они боялись назвать его имя, но в то же время не боялись совершить убийство. Они сказали, что ее руки похожи на крючья и это тоже знак. «Доказательство твоего греха!» — кричали они.

Была ли у нее надежда? Никакой. Мою бабушку, которая всю жизнь была набожной, поволокли к страшному пруду за городом. Дед пытался ее спасти. Но как ее спасти, когда кругом вопят «ведьма»? Он стоял и рыдал, пока ее раздевали. Он кричал: «Я люблю свою жену!» — когда она осталась в одной рубашке, а она отвечала: «И я очень люблю своего мужа». Но они все-таки привязали ее запястья к лодыжкам, так что подбородок коснулся коленей, и швырнули в пруд. Она всплывала трижды. На четвертый раз пошла ко дну.

Кора все видела. Она смотрела с моста своими ведьмовскими глазами.

Позже она поклянется мне: «Дьявола нет, есть лишь дьявольские поступки людей. Все зло мира сотворено человеком… Всеми ими!» И я знаю, что она поняла это, когда видела свою тонущую мать.

После казни бабушки дед отправился в трактир, да так и не вышел оттуда.

Что же касается Коры, прихожане надеялись, что она обратит свое лицо к Господу и будет спасена Им. Но нет! Должно быть, та молния прожгла ее сердце, а подобный огонь нелегко погасить. Она для вида ходила в церковь, улыбалась, чтобы скрыть бушующий в душе огонь. Нательным крестом она давила мух и выковыривала семечки из яблок, она занималась повседневными делами, никак не связанными с Богом.

Она убежала из города, когда подросла и научилась быстро бегать. Шести или семи лет, не старше.

Так началась для нее пора скитаний. Дни и ночи бродяжничества изменили ее, наполнили сердце мудростью совы и коварством кошки. Она кралась в темноте. Спала там, где годами не бывало ни души, — в лесах и пещерах. В сыром водяном колесе. Она бродила по берегу моря, и ползала по болотам, и встречала разных людей в своих странствиях — людей, которые тоже прятались. Ведьмы. Изгои.

«Эти люди, — сказала она, — научили меня разбираться в травах». Так что Кора стала травницей, она повзрослела. Она выросла высокой и крутобедрой. Она сорвала юбку с куста крыжовника, на который ее повесили сушиться. Это было в Камберленде. Надела ее и пошла в лавку за хлебом и яйцами, а одна женщина там закричала: «Воровка! Это же моя юбка!» Кора выбежала без яиц и хлеба. Она жила, как живут цыгане, — продавая снадобья и предсказывая будущее. Она не всегда говорила правду: за плохие пророчества не станут хорошо платить. Думаю, в ее кошельке всегда позвякивала пара-другая монет. Она умела быть очень убедительной, когда придерживала свой острый язычок и говорила то, что другие хотели услышать.

«Бедовое дитя».

Так ее назвали при рождении, и то же она сказала, когда родилась я. И верно, с ней были одни неприятности. Но ведь она не сама стала бедовой, ее такой сделали. Если бить собаку за то, что она лает, она будет лаять еще больше.

Едва ли я унаследовала от нее это свойство. Да, меня называли бедовой. Меня называли ведьмой. Но на самом деле я причинила очень мало бед на своем веку.

Итак, я родилась в Англии. Вы поняли это по тому, как я говорю.

Торнибёрнбэнк.[9] Длинное название и вполне подходящее, потому что южный берег ручья весь зарос боярышником. Еще там был ильмовый лес и луг, такой топкий, что коровам приходилось высоко задирать ноги, когда они приходили полакомиться клевером. Они паслись там весной, когда клевер особенно сладок. Молоко тоже делалось слаще, и вся деревня была счастлива от этого. Больше шляп приподнималось на улице при встрече со мной.

Не многие знают эту деревню. На слуху лишь Хексем, хотя наша деревня совсем не далеко от него, она у стены, что построили римляне. Когда ветер дул с юга, мы слышали колокола Хексемского аббатства. Я на всю жизнь запомнила Торнибёрнбэнк именно таким: коровы, пасущиеся на болоте, и плывущий с юга перезвон. Это очень мирная картина.

Но деревня не во всем была благостной. И Кору не провела ее красота и доброта. Она устала скитаться, вот и все. Сколько лет человек может идти и идти и спать на голой земле?

Она решила обосноваться в Хексеме, чтобы начать, если получится, новую, спокойную жизнь. Однажды во сне ей явственно слышалось это название — но ее остановило то, что в Хексеме была тюрьма. «Правосудие» — слово из тех, что заставляли ее скалить зубы, и вот оно вновь прозвучало в ее жизни. Это слово прошипела ей тюрьма, вложив в него самый понятный толпе смысл. Джеггартовское правосудие, то есть попросту бессудная расправа. Кора повидала такое правосудие на том темном пруду.