Колдовство - [47]

Естественно, кое-где судебное разбирательство было следствием личной неприязни. Еще одной причиной оговоров являлась конфискация имущества обвиняемых. В свою очередь, обвиняемые часто не хотели умирать в одиночестве и утаскивали за собой своих врагов, а иногда и судей. Впрочем, в то время обвинения против судей, как правило, игнорировались. Но в перспективе обвинение судьи могло легко привести к тому, что в «Молоте» называется «подозрением». Например, однажды в Оффенбурге разразилась настоящая семейная война с обвинениями и контробвинениями. В том же городе в 1627 году арестовали жену статмейстера Филиппа Бека. «Она была молодой и красивой женщиной. Бек просил разрешения написать жене с целью убедить ее признаться в неверности, а для надежности признания – пытать женщину, знакомую с неким молодым Хаузером» (из материалов д-ра Ли). Девять дней спустя женщину казнили.

Отдельная тема тех процессов – дети. Иногда отправляли на эшафот и школьников. Почти всегда дети присутствовали на казнях. В Северной Германии обезглавили двух ведьм, а еще одну задушили, и все это под громкое пение гимнов толпой, как минимум половину из которой составляли дети. Поэтому неудивительно, что у детей тема колдовства была весьма популярной. В Сегедине, в Венгрии, сын сапожника однажды утром похвастался приятелю, что он учится вызывать шторм и может научить его тоже. К обеду и правда начался шторм. Приятель сына сапожника рассказал своему отцу о разговоре, отец тут же пошел в полицию; сын сапожника был арестован, и в результате на костре сгорели шестеро мужчин и семеро женщин. В 1694 году школьница в компании из десяти человек похвасталась, что умеет делать мышей, и тут же показала, как она это делает из свернутого платка. Ее немедленно арестовали, как и женщину, которая якобы научила ее колдовству. Обвинение потребовало пытать ее палками, но в местном университете подумали и решили, что это все-таки не было колдовством. Девочка на время скрылась, и постепенно все успокоились. В Вюрцбурге, за семьдесят лет до этого, а именно в 1628 году, в январе казнили двух девчушек, одиннадцати и двенадцати лет. В октябре казнили подростка после пыток палочными ударами, в ноябре после бичевания казнили еще одного мальчика двенадцати лет. Удивительно монотонное повторение одних и тех же обвинений: везде упоминался шабаш в тех или иных вариациях. Это не означает, что шабашей не было. Но сама идея шабаша стала навязчивой и для ведьм и для охотников на них. Всемогуществу Бога, с одной стороны, было отказано во вмешательстве в земные дела, а с другой стороны, именно Его взялись защищать суды инквизиции. То есть Господь то и дело подвергался осквернениям и оскорблениям, а посему нуждался в защите и отмщении. На богохульство шабашей отвечали гимны вокруг костров. Дьявольских существ вроде бы никто и не видел, но судьи и палачи были уверены в том, что без жаб и кошек здесь не обошлось. Обвиняемых мучили теперь уже почти не задумываясь, поскольку боль стала неотъемлемым способом получать нужные признания. «Детей, – говорил один прокурор, – следует непременно допрашивать по делам о колдовстве». Не только ведьмы-повитухи приносили своих детей в жертву демоническим божествам. Ряды святых на небесах, должно быть, сильно пополнились в течение тех страшных веков.

Мощная атака со стороны церкви на колдовство вызвала не менее мощную информационную волну. Конечно, в делах о колдовстве изначально присутствовали сплетники, добровольные доносчики, испуганные соседи и просто злобные завистливые люди, именно с них начиналась молва, именно они распускали слухи и возбуждали подозрения. Но если поначалу это были любители, теперь за дело взялись профессионалы. Многие серьезные авторы отмечали трудности ведения дел, связанных с колдовством, но на поверку ничего особенно трудного в них не было. Однако разговоры о том, что инквизиция трудится в поте лица своего добавили веса благочестивому страху рядовых людей. Предположения о виновности тех или иных лиц неизбежно вовлекали в орбиту следствия тех, о ком сначала и речи не было. Рядом с подозреваемыми и известными ведьмами обязательно возникали неизвестные, выявленные в ходе следствия. Кто-то что-то слышал, кто-то что-то, может быть, видел, и вот уже не спасают ни демонстрация преданности, ни репутация. Как выяснилось сравнительно недавно, суды инквизиции Испании считали, что определять виновность или невиновность ведьм и колдунов – не в человеческих силах, на все воля Божия. Это сильно обескуражило добровольных информаторов и заставило их резко снизить свою активность. Инквизиция в Испании, как мы покажем дальше, не стала брать на себя функции божественной справедливости. Но в остальной Европе доносительство расцветало пышным цветом. Суды начали прибегать к помощи странствующих борцов с нечистью, они даже специально вызывали экзорцистов для определения вины подсудимого. В странах, сохранивших связи с римской католической церковью, изгоняющие дьявола влияли на ход судебного процесса в ту или в другую сторону. Нельзя сказать, что церковным властям это нравилось. Они пытались настаивать на том, что такие люди должны иметь лицензии от архиепископа; они устанавливали правила; они препятствовали избиениям и фумигациям подозреваемого или одержимого. Некоторые врачи считали, что изгонять демонов из больных людей бессмысленно, однако другие полагали, что хотя действия экзорцистов и бесполезны, но вполне допустимы, поскольку они демонстрируют презрение к дьяволу и косвенно способствуют его изгнанию.