Колдовство - [21]
Такие вещи были привычными. Но внимание средневековья они привлекали куда меньше, чем возникавшие повсеместно ереси. Даже известная фраза: «Повинный в колдовстве не имеет права жить» относилась скорее к еретикам, движимым злым духом и смущающим умы. Во всяком случае так считал один из отцов Церкви.
К ересям относилось упорное нежелание признать авторитет Церкви и противодействие ее уложениям. Сей грех считался властями куда более тяжким, нежели сношения с дьяволом. Еретики сознательно отказывались от послушания, а ведьмы просто не повиновались церковным уставам. Но ведьм было много, как и прелюбодеев, убийц, воров и им подобных. Церковь не могла совсем не обращать на них внимания. Поскольку идея и образ дьявола к этому времени набрали значительную популярность, озабоченность присутствием в обыденной жизни колдовства никоим образом нельзя назвать чрезмерной. Разделение на два лагеря – признававших магию и отрицавших сам факт ее существования – еше не произошло. Большинство считало, что магические действия существовали только в воображении ведьм, многие считали, будто ведьмы бывают злыми и добрыми, а некоторые полагали глупостью и то и другое. Точного определения зла не было, никто не озаботился назвать его признаки, соответственно, не было и способов избавления от него.
Не было грани между гаданием и колдовством, между вызовом демонов для исполнения конкретных заданий и подчинением демонам. Крупные ученые еще не родились, а инквизиция >65 пока не создавала серьезных проблем. Раннее Средневековье еще не утратило внутренней свободы, как это произошло после строгостей тринадцатого столетия. Оно представлялось обширной ничейной страной, где магия и наука вполне уживались друг с другом. Многие знатные люди и даже церковные иерархи держали при себе личных магов, астрологов, алхимиков, предсказателей, и никто особенно не интересовался их отношениями с духами. Скорее, наоборот, наличие такого «домашнего» мага работало на укрепление репутации его хозяина, а деятельность самих магов главным образом сосредоточивалась на выборе благоприятных дней, составлении гороскопов и предсказаний на их основе, или, в редких случаях, попыткой разбогатеть за счет алхимии или поиска кладов магическими способами. Иногда магов привлекали для поиска утерянного. Аббат Уолли в 1280 году был отлучен от церкви за то, что за большие деньги нанял человека, наделенного сверхчувственными способностями, для поисков тела брата, утонувшего в реке Уз.
В реальности практикующие маги не испытывали никаких сложностей. Наоборот, диапазон практической магии расширялся и включал в себя такие авторитетные науки, как астрология и алхимия, чародейство, построение сложнейших геометрических заклинаний, знахарские наборы с обязательными жабьими лапками. Этим пользовались и епископы, и военные чины, и бродяги, и цыгане. Подобно ранним христианам в Империи, практикующие маги и их покровители теоретически могли в любой момент предстать перед судом, но на практике закон против них применялся крайне редко. Например, в случае предумышленного убийства следовало проверить, не применялись ли при этом магические средства. Иногда обвинение в магии использовалось, чтобы подорвать авторитет человека. Так в тринадцатом веке в магии был обвинен Хьюберт де Бург >66; в начале четырнадцатого века епископ Труа был обвинен в убийстве королевы Франции посредством протыкания ее изображения, а епископ Каора был казнен за сговор с целью убийства папы Римского тем же способом.
Конечно, постепенно в обществе менялось отношение и к ересям, и к колдовству. Этому способствовало объединение ересей и колдовства в один предосудительный грех. Еретиков стало легче выявлять, поскольку они группировались вокруг той или иной доктрины, которую Церковь считала еретической. Еретики практиковали богослужения на особый манер и собственные обряды. Наибольшую известность получили, конечно, альбигойцы >67. Этой ересью в начале тринадцатого века был охвачен весь юг Франции. Но было и множество других. Они возникали в разное время в разных местах: во Франции, в Германии, в Италии. Например, люцифериане исповедовали идею о неправедном Творце и праведном мятеже. Дьявол по их мнению выглядел этаким Прометеем от гностицизма. Говорят, что их встречи проходили в подземных криптах и вовсе не заканчивались оргиями, которые и позднее являлись по большей части плодом воспаленного европейского воображения. Впрочем, нельзя утверждать, что оргий не было вовсе, ведь еще римляне говорили нечто подобное о ранних христианах. Апостол Павел также упоминал, что некоторые собрания христиан несли в себе языческие отголоски. В христианском мире яблоки от яблони могли падать очень далеко, и судить по плоду о дереве зачастую было совершенно невозможно. Рассказы о высоком черном человеке в сопровождении огромного кота кочевали из одного тайного собрания в другое, нисколько не утрачивая популярности. Места таких сборищ в народном сознании часто приобретали мистический характер, независимо от того, занимали их катары, богомилы или еще кто-нибудь им подобный.
В романе «Тени восторга» начинается война цивилизаций. Грядет новая эра. Африканские колдуны бросают вызов прагматичной Европе, а великий маг призывает человечество сменить приоритеты, взамен обещая бессмертие…
Сюжет романа построен на основе великой загадки — колоды карт Таро. Чарльз Вильямс, посвященный розенкрейцер, дает свое, неожиданное толкование загадочным образам Старших Арканов.
Это — Чарльз Уильямc. Друг Джона Рональда Руэла Толкина и Клайва Льюиса.Человек, который стал для английской школы «черной мистики» автором столь же знаковым, каким был Густав Майринк для «мистики» германской. Ужас в произведениях Уильямса — не декоративная деталь повествования, но — подлинная, истинная суть бытия людей, напрямую связанных с запредельными, таинственными Силами, таящимися за гранью нашего понимания.Это — Чарльз Уильямc. Человек, коему многое было открыто в изощренных таинствах высокого оккультизма.
Это — Чарльз Уильяме Друг Джона Рональда Руэла Толкина и Клайва Льюиса.Человек, который стал для английской школы «черной мистики» автором столь же знаковым, каким был Густав Майринк для «мистики» германской.Ужас в произведениях Уильямса — не декоративная деталь повествования, но — подлинная, истинная суть бытия людей, напрямую связанных с запредельными, таинственными Силами, таящимися за гранью нашего понимания.Это — Чарльз Уильяме Человек, коему многое было открыто в изощренных таинствах высокого оккультизма.
Неведомые силы пытаются изменить мир в романе «Место льва». Земная твердь становится зыбью, бабочка способна убить, птеродактиль вламывается в обычный английский дом, а Лев, Феникс, Орел и Змея снова вступают в борьбу Начал. Человек должен найти место в этой схватке архетипов и определиться, на чьей стороне он будет постигать тайники своей души.
Это — Чарльз Уильямc. Друг Джона Рональда Руэла Толкина и Клайва Льюиса.Человек, который стал для английской школы «черной мистики» автором столь же знаковым, каким был Густав Майринк для «мистики» германской. Ужас в произведениях Уильямса — не декоративная деталь повествования, но — подлинная, истинная суть бытия людей, напрямую связанных с запредельными, таинственными Силами, таящимися за гранью нашего понимания.Это — Чарльз Уильямc. Человек, коему многое было открыто в изощренных таинствах высокого оккультизма.
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.