— Я люблю тебя. — Слова сорвались с губ Фаро легко, и она повторила их, касаясь губами его губ. Когда поцелуй прервался, она прошептала: — Я никогда не оставлю тебя, Уатт. Клянусь.
— Продолжай, — потребовал он между поцелуями. — Я хочу слышать и другую часть твоей клятвы.
Она улыбнулась и потерлась щекой о его плечо.
— Да, я выйду за тебя замуж, любовь моя.
Ни Фаро, ни Уатт не предполагали, что их любовь с годами станет только крепче. Вместе они были сильными. Разумеется, у них случались размолвки, но ничто не могло поколебать их веру друг в друга, даже желание Фаро назвать первого ребенка Эсмеральдой — в напоминание о цвете бутылочки, которая их познакомила. Уатт возражал. Любому было ясно, что имя ребенка должно быть красивым и благозвучным, например Анна или Патриция.
Так получилось, что Эсмеральда росла, испытывая странный интерес к серебристо-зеленой бутылочке. Первый раз, когда Фаро заметила ее зеленый проблеск между пухленькими пальчиками малышки, она чуть не лишилась чувств. Прошло несколько часов, прежде чем родители вздохнули с облегчением, что вещица не открыла своих секретов невинному ребенку. Но и в последующие годы беспокойство не проходило, ибо где бы они ни прятали бутылочку, через несколько дней она оказывалась в руках Эсмеральды.
Девочка, очевидно, унаследовала способности матери, однако клялась, что никаких видений у нее нет, когда держит бутылочку, а испытывает она только ощущение счастья. Эдвард и Эндрю также обладали даром видения, но даже будучи малышами — а они инстинктивно тянутся ко всему яркому и блестящему, — никогда не касались бутылочки. Со временем Уатт и Фаро решили, что бутылочка стала в некотором роде талисманом для их дочери и даже спасала от проделок братьев. Одного ее вида было достаточно, чтобы мальчишки хорошенько подумали, прежде чем засунуть лягушку в тапочки сестры или облить чернилами ее волосы.
Никто не знал, что Эсмеральда являлась лишь временным хранителем бутылочки, пока в один прекрасный день она не сказала матери:
— Я отдала бутылочку ведьме.
— Ведьме? — повторила Фаро, бросая испуганный взгляд на мужа.
Уатт отложил газету в сторону. Загадочный взгляд светло-голубых глаз дочери делал ее старше чуть ли не на десять лет.
— Какой ведьме, Эсси?
— Там, на ярмарке, она предсказывает судьбу.
Эсмеральда посмотрела на мать и села за стол.
— Она делает это лучше, чем ты, ма, но сказала, что и у меня со временем хорошо получится.
— На кого похожа эта женщина? — спросил Уатт. — И почему ты отдала свою вещь совершенно незнакомому человеку?
— Потому что это ее бутылочка. — Эсмеральда ловко спрятала часть яичницы под хлеб, чтобы никто не заметил. — Она сказала, что вам с мамочкой она больше не нужна, но другим пригодится.
— Эсси, посмотри на папу. — Уатт подождал, пока дочь взглянет на него. — Эта женщина была цыганкой?
— Нет, пап. Она путешествует с цыганским табором, но она настоящая ведьма. И добрая. Ты не должен волноваться — она не собиралась причинить мне вреда.
Уатт вспомнил цыганку, которую встретил на пути в Блэкберн незадолго до женитьбы. Десять лет назад она выглядела настоящей старухой. Конечно, она ведьма. Мысль о том, что его дочь находилась рядом с таинственной и могущественной волшебницей, заставила его побледнеть.
— А что она сделает с бутылочкой, Эсси?
— Не знаю. — Эсмеральда оглядела сидящих за столом. Отец сильно побледнел. Мать обмахивалась салфеткой. Бабушка и близнецы просто уставились на нее. Она весело улыбнулась всем. — Ведьма произнесла какое-то заклинание, а потом бросила бутылочку в бочонок с коньяком. Странно, не правда ли?
