Колдовской цветок - [39]

— Черт, — догадался Павел и присел от страха.

Агашка на коленях подползла к пеньку, на котором сидел черт и, выкликая какие-то непонятные слова, уткнулась лицом в траву.

Черт медленно поднял костлявую лапу и указал крючковатым пальнем на куст. Агашка приподнялась и на коленях поползла в лес. Павел хотел последовать за ней, но ноги его словно вросли в землю, и он почувствовал, что не может шевельнуть даже пальцем. Лесник закрыл глаза, ожидая с минуты на минуту, что черт схватит его своими цепкими лапами и задушит.

Сучья затрещали под ногами вернувшейся Агашки. Павел открыл глаза и вздохнул с облегчением. Черта на пне уже не было, костер покрылся серым налетом пепла и красным пятом выделялся среди травы, а над ним бесшумно реяла какая-то черная ночная птица.

— Ложись на траву, — шепнула Агашка, — ложись, открой рот да зажмурь глаза…

Павел покорно лег на живот и открыл рот. Агашка положила перед ним пучок травы с маленькими желтыми цветочками и отошла к костру. Павел лежал с закрытыми глазами, боясь шевельнуться. Вдруг он почувствовал, что задыхается, сквозь его горло проскочил в рот какой-то скользкий комок, что-то шлепнулось в траву и сосущая боль в груди Павла прекратилась.

— Выскочила, проклятая, — радостно вскричал он.

Агашка неподвижно стояла у костра и расширенными, немигающими глазами смотрела в темноту.

— Ну и ладно… А теперь беги за мной, да не отставай, а то худо будет, — сказала она и бросилась в чащу. Павел долго бежал за ней, спотыкаясь о корни, натыкаясь на кусты и по временам кричал:

— Агаша, подожди… Мочи моей нет. Агаша…

Шелест кустов слышался далеко впереди. Павел собрал все силы и продолжал бежать. Неожиданно что-то словно обухом ударило его по голове, он полетел куда-то вниз, цепляясь за кусты, и потерял сознание.

Очнулся Павел на дне лесного оврага, на том самом месте, где он в первый раз встретил колдунью. Без шапки, мокрый от росы, в разорванной рубахе, он встал и осмотрелся. Было уже светло, в кустах перекликались птицы, лучи восходящего солнца зажигали росу в густой траве косогора. Дрожа от холода, Павел пошел к кордону.

— Где это тебя черти носили? — сердито встретила его Варька. — Аль шапку-то пропил? А рубаху-то где исполосовал? Батюшки! И крест-то потерял, татарин поганый…

— Молчи уж, — сердито оборвал ее Павел, садясь к столу. — Где был, там меня нет… Помалкивай знай…

Варька с любопытством взглядывала на мужа, но он молчал.

— Слышь, Варька, пойду завтра к объездчику… — сказал он угрюмо. — Хочу уволиться с кордона… Неладно тут, нечисто… Попрошусь на другой кордон аль в стражники, в стражниках не в пример лучше…

Сергей Гусев-Оренбургский ТЕМНАЯ СИЛА

В Понурове, глухой деревеньке Челябинского уезда, в убогой лачужке на конце деревни, проживал полуслепой старик с трясущейся головой. Благодаря ли природной угрюмости характера этого столетнего бобыля, темному ли слуху про его подозрительное прошлое (говорили, что он отравил когда-то свою жену), — но только деревенские бабы со страхом косились на одинокое окошко его хаты и шептали про себя: «да воскресную молитву», когда случалось им проходить мимо, мужики же приписывали влиянию старика засухи, грозы не вовремя, градобитья и неурожаи. Звали старика, по-уличному, Темный, — он был высок ростом, костистый, тощий, с длинной шеей и маленькой головкой, все как бы кивавшей. И была эта головка совсем лысая, но по землистому лицу вкривь и вкось разрослась клочьями седая борода, что придавало ему сердитый и даже страшный вид. Им пугали ребят, грозили друг другу его чарами.

— Вот погоди… нашлет тебе Темный грыз!

Знал ли, не знал старик про эту черную молву, но он ни к кому не ходил, ни с кем никогда не заговаривал и все сидел в своей хате, Бог весть чем живя и питаясь. Лишь временами, в теплые дни, выползал он на завалинку, сидел неподвижно, с лицом, поднятым вверх, к солнцу или светлому небу, кивал головой и быстро-быстро что-то шептал. Тогда по деревне говорили, что непременно что-нибудь случится. И в самом деле, в скором времени что-нибудь случалось: пожар, у кого-нибудь лошадь падала, за недоимками приезжали.

И вот случилось раз, в самую страдную пору: поднялась из гнилого угла черная туча и, не успели мужики опомниться, как она заволокла небо, потушила свет, превративши день в ночь… молния разорвала ее с одного края до другого, в небе поднялся гул и треск, словно раскололась она на тысячу осколков, и с бурным шумом обрушился на поля проливной дождь. Мужики и бабы попрятались кто куда мог: в копны, под телеги, и с трепещущим сердцем пережидали ливень.

Ехал в это время из волости понуровский мельник Халимоныч и был уже близко от деревни, как застиг его ливень. Он прикрылся с головой армяком и предоставил лошади бежать, как она знает. Все вокруг него шумело, выло, гудело в туманной мгле под напором ветра и воды, и он крестился под взмокшим армяком при трескучих взрывах грома, а когда выглядывал оттуда, чтобы рассмотреть дорогу, пучки молний разрывались над ним и таинственно пропитывали дождевой туман своим мгновенным блеском. В одну из таких вспышек Халимоныч увидал что-то огромное и туманное вблизи дороги на пригорке. Не успел он подумать, что бы это такое могло быть, как в самом центре неба разорвался целый пучок молний и в длительном, трепетном свете их Халимоныч рассмотрел громадного человека с протянутыми руками, как бы плывшего по воздуху и что-то кричавшего… но за шумом бури и ливня звуков не было слышно. Однако, к ужасу своему, Халимоныч узнал Темного.