Колдовские чары - [70]

— Может, он даже был невиновен в заговоре, но, судя по тому, что он пытался бежать, отдавал себе отчет в том, что оказался не с теми людьми и не в том месте. — В его глазах промелькнула жалость. — Я приказал доставить его тело сюда для погребения.

— Филипп должен быть похоронен в своем имении Сан-Суси!

— Я могу это устроить.

— Я думаю, — сказала Клэр, — что императрица позволит мне быть с тобой этой ночью.

— Я поговорю с ней, — сказал Огюст и удалился, чтобы отдать все необходимые распоряжения по поводу похорон Филиппа.

Когда Анжела впервые увидела замок, в котором родился и жил до десятилетнего возраста Филипп, то просто онемела от удивления. Как же это он мог испытывать такие нежные, постоянно будоражащие его душу чувства вот к этой увенчанной башенками, почти лишенной окон груде серых камней, возвышающейся в запущенном саду?

Насколько ее прошлое отличалось от всего увиденного! Вероятно, его имение в Сан-Суси выглядело куда более гостеприимным, когда здесь, до революции, жила семья Филиппа. Но теперь его холодный, отталкивающий вид полуразрушенного замка никак не позволял ей понять, почему он пользовался такой горячей любовью у ее мужа — этого она не могла объяснить. Анжела задумалась над тем, как, по существу, мало она его знала. Такой брак совершенно несовместимых друг с другом людей, вероятно, был обречен с самого начала, но все же как они любили друг друга! Тот факт, что он уже больше никогда не вернется, не притуплял страстного влечения к нему, и ее все еще посещали эротические сны, в которых они занимались любовью, но она по-прежнему вместе с тем и ненавидела его за супружескую неверность, пусть даже если она была вымышленной.

Мессу по Филиппу отслужили в его замке, который каким-то неизъяснимым образом эти вандалы не сожгли, а лишь растащили из дома все ковры, картины и мебель, которые наверняка помогли бы ей многое понять. Не могла она и реально оценить чувства крестьян, которые пришли, чтобы проводить в последний путь своего бывшего хозяина.

— Они знали его еще ребенком и очень любили. Он был очаровательным мальчиком, — сказал ей седеющий священник после погребения.

— Но они отобрали у него землю! — горько возразила она.

— Но, мадам, ведь они своими руками возделывают ее.

Слова священника показались Анжеле просто оскорбительными. Не хотел ли он тем самым подчеркнуть, что и земля "Колдовства" принадлежит ее рабам только потому, что они возделывают ее своими руками. Какой вздор!

У Анжелы в душе нарастало ощущение полного одиночества — ведь теперь она всеми покинута. С этой мыслью ей придется мириться еще долго. Она отказывалась воспринимать, как должное, смерть Филиппа или свое горе, как и все то в жизни, что ей было непонятно. Вместо этого, она просто кипела от дикой злобы к Наполеону, который отказался помочь ее мужу. Она ненавидела и жандармов, убивших ее Филиппа. Она была вне себя от ярости из-за того, что Филипп привез ее в это чуждое ей место, а затем навечно покинул ее.

Иногда в ее рассудке, почти поврежденном из-за обрушившегося на нее горя, проносились странные видения. Сначала ей мерещилась Клотильда, о потере которой она все еще печалилась, а теперь и Филипп. Окажутся ли они, в конце концов, в раю вместе? Было ли это ей наказанием за то, что она растоптала любовь Клотильды? Теперь она не сомневалась, что ее кузина его по-настоящему любила.

Иногда она так оплакивала Филиппа, что у нее случались истерики, и она заливалась горькими слезами, с ненавистью проклиная всех тех, кто погубил ее мужа. Будучи уверенной в его полной невиновности, она подозревала, что все дело в доносчике. Он наверняка существовал — Анжела в этом ни на минуту не сомневалась, хотя Огюст отказывался подтвердить ее подозрения. На протяжении многих часов она могла бесплодно рассуждать о том, было ли Марии-Луизе известно об этом заговоре. Она подозревала и виконта, вспоминая те едкие замечания, которые он порой отпускал в адрес Филиппа. Она инстинктивно ощущала, что этим провокатором могли быть либо он, либо она.

Как только к Анжеле вернулась способность здраво мыслить, она начала строить планы своего отъезда в Луизиану. Она обратилась с просьбой к де Ремюза помочь отплыть на ближайшем корабле, отбывающим в Новый Орлеан.

— Сейчас весьма опасно путешествовать морем, — возразил он. — Ведь мы находимся в состоянии войны с Англией.

— Ну и что? — воскликнула Анжела. — Она твердо стояла на своем, и он в конце концов пообещал сделать все, что сможет.

Огюст достал ей место на корабле, и она, занимаясь подготовкой к предстоящему путешествию, понемногу стала отвлекаться от обрушившегося на нее горя. Иногда мысленно она все чаще покидала Париж и переносилась в "Колдовство", возвращаясь к той жизни, которую она когда-то там вела. Ее воспоминания отходили на второй план, когда она наблюдала за упаковкой того, что намеревалась взять с собой домой, — новые отрезы, кое-какую мебель, пару прекрасных хрустальных канделябров. Думала она и о том, какие подарки привезет тетушке Астрид и дядюшке Этьену; как ей будет приятно выплакать все свое горе на груди у Мими. "Нужно будет что-нибудь купить и для Жана-Батиста, — подумала она, — и для других слуг в доме, и для сына Мими Оюмы, который, вероятно, стал уже юношей. Как прекрасно будет снова увидеть их всех вместе!"