Колдовские чары - [31]
— Само собой, — горячо отозвалась она. — Но такое соглашение не узаконит ни один французский суд!
— Черт подери! Разве ты не веришь мне на слово?
— Я не доверяюсь ни одному человеку, если речь пойдет о "Колдовстве".
— Нет, ты настоящий демон в женском обличье! — воскликнул он, выскочив из кровати в чем мать родила. Она, взвизгнув, схватила с кровати отцовский халат, чтобы швырнуть в него, но, прежде чем она замахнулась, он заключил ее в свои объятия, крепко прижав ее нежное тело к своему.
— Что, это твое последнее слово? — спросил он.
Жизненная энергия, казалось, играла у него на лице.
— Да, — тяжело дыша, ответила она.
Он прильнул к ней таким долгим поцелуем, что она была вынуждена применить силу и оторваться от его губ, чтобы глотнуть воздуха.
— Точно? — бросил он ей вызов.
— Точно так! — с вызовом ответила она.
Они весело смеялись, но постепенно приступы смеха перешли в приступы страсти, и теперь уже даже присутствие близости слуг, выполняющих свои повседневные обязанности, не могло предотвратить их возвращение в постель.
После завтрака они сидели на галерее, а интимную обстановку вокруг них дополнял шелест проливного дождя. Филипп рассказывал ей о своей учебе в английской школе, делился пестрыми детскими воспоминаниями о Франции, а на конюшне рабы Анжелы чистили и ремонтировали карету вольноотпущенника, приводили в порядок его лошадей.
Когда подошло время сиесты, они пошли наверх, в комнату Анжелы. Закрыв окна и ставни, они разделись. Она живо очутилась в его крепких объятиях.
— Ну, куда же делась твоя тревога по поводу сохранения внешних приличий? — спросил он, лаская ее пальцем под подбородком. — Ты что, забыла о слугах?
— Неужели ты считаешь, что Минетт не рассказала о том, что она видела сегодня утром? Теперь об этом известно всем в доме. — Филипп рассмеялся.
Об этом уже знала Мими, если только Минетт ей не солгала. Анжела, конечно, не подаст и виду, что ее беспокоит мнение Мими, хотя оно на самом деле имело для нее большое значение. Но стоило Филиппу поцеловать ее, как образ Мими тут же растворился словно в тумане. Она была опьянена страстью, все ее чувства теперь сосредоточились лишь на его теле, на его прикосновениях, на звучании его голоса.
Его смех звучал в ее ушах словно музыка, чуть различимый запах его тела приятно щекотал ей ноздри, от прикосновения его шелковистых волос к ее грудям она почти теряла сознание. Вся сгорая от желания, она позволила ему довести себя до кровати. Опустив противомоскитную сетку над своей кроватью, они словно погрузились в тенистый интимный мир, а их ищущие друг друга губы сладостно слились.
Поздно вечером на небе высыпали звезды, а мириады светлячков зажгли свои фонарики. Они наконец оторвались друг от друга, чтобы переодеться к обеду. Его им подали в освещенную свечами комнату, где они сидели за столом, уставленным тонким фарфором и шлем, которые ее отец выписал из Франции взамен когда-то утраченного.
— Гость-мужчина в моем доме заставил повариху не ударить в грязь лицом, — кисло заметила Анжела, разглядывая множество блюд с дичью и соусами.
— Само собой разумеется, — откликнулся Филипп, — она знает, что истинными гурманами могут быть только мужчины.
— Чепуха!
— И все самые искусные повара — непременно мужчины.
— Ты оскорбляешь мою повариху, Филипп!
Он ей улыбнулся, хотя, вероятно, и был недоволен их пикировкой.
— Более того, самые лучшие шеф-повара — это французы, причем только те, которые родом из Парижа. Английская кухня просто ужасна, за исключением, может, кухни того редкого герцога, которому удалось заполучить к себе на службу какого-нибудь парижского кудесника.
— Ну а что ты скажешь о Луизиане? — спросила она с нарочитой игривостью.
— Луизианская пища вполне приемлема, вполне, — согласился он, не скрывая, однако, своего раздражения. — В любом случае местные повара получили соответствующую подготовку благодаря французскому тонкому вкусу.
— Ах, вон оно что! — сказала она, надув губки. — Не хочешь ли ты сказать, что француженки тоже знают толк в кулинарии! Потому что именно они занимаются подготовкой наших поваров.
Он пожал плечами.
— Их мужья привередливы. К тому же кухня — это их единственный удел.
Она начинала сердиться.
— Ну а тростниковые плантации, выходит, нет? Где же здесь логика?
По его глазам было видно, что ее поведение его забавляло.
— Ну, если ты об этом заговорила…
Заметив, что он ее поддразнивает, побуждая ее взорваться, она рассмеялась. Он сразу помрачнел, словно маленький мальчик, уловка которого не удалась. По неизвестным ей причинам, выражение его лица подействовало и смягчило ей сердце. Они обменялись понимающими взглядами, которые красноречиво говорили о том, что впереди у них еще целая ночь, обещающая новые радости.
"Какая же я бесстыдница! — с чувством вины подумала Анжела. Но от этого желание грядущих удовольствий не уменьшалось.
Утром вышло солнце, уровень воды в ручье убавился, и дорога почти просохла, — теперь по ней можно было проехать. Филипп с большой неохотой покинул "Колдовство". Он поехал в Новый Орлеан.
Дом сразу опустел, в нем стало так одиноко, и Анжела от этого хандрила. Она послала слугу к груму с распоряжением приготовить для нее лошадь, чтобы объехать плантации, и уже хотела было подняться к себе, чтобы надеть амазонку, как вдруг увидела Клотильду. Она рысцой ехала на своей кобыле по дорожке между дубами, а за ней трусил на пони ее грум.
До гражданской войны в Южных Штатах существовал варварский обычай: белые рабовладельцы нагло совращали своих черных невольниц и открыто сожительствовали с ними, а их жены вынуждены были терпеливо смотреть на это сквозь пальцы.Креольская красавица Симона Арчер, дабы не делить своего мужчину со служанками, выбирает единственный, как ей кажется, способ протеста — решает вообще не выходить замуж и стоически соблюдает данный обет. Она уверенно отражает навязчивые притязания привлекательного Ариста Бруно, преуспевающего судовладельца и богатого хозяина огромной плантации.Но возможно ли постичь природу тонкой женской натуры?! Неожиданно для себя Симона пылко влюбляется в упрямца Бруно, галантного почитателя ее добродетелей.
Гора тростника, окутанная влажными испарениями исполинских болот по берегам Мексиканского залива, была им брачным ложем… Полог — бездонно синее небо, а крики чаек — заменили торжественную брачную мелодию. Вихрь пылкой страсти увлек богатого плантатора и отважную креолку, дочь пирата, и обрек их на тайные свиданья в укромных уголках, принесших очаровательный плод — Орелию. Но кастовые предрассудки оказались сильнее чувств, и влюбленным пришлось расстаться, дав толчок множеству загадочных и грозных событий, и лишь через много лет они найдут друг друга…
Коварство, заговоры и наветы недоброжелателей, мучительную ревность знатной соперницы и крепостную стену сословных предрассудков предстоит преодолеть красавице Орелии, дочери пылкой дикарки и красавца-плантатора.Стремясь разгадать тайну своего происхождения и добиться признания законных прав, она вступает в отчаянное противоборство с сильными мира сего и побеждает, несмотря на яростное сопротивление соперников.Тернист ее путь к заветной цели, однако на нем вместе с отчаянием и разочарованиями ее ожидает встреча с умным и обаятельным адвокатом, для которого защита ее чести станет главным делом.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Трилогия современного таджикского прозаика Джалола Икрами «Двенадцать ворот Бухары» рисует широкую картину жизни Бухары начала XX века. В первом романе трилогии — «Дочь огня» — рассказывается о горестной судьбе таджички в Бухарском эмирате и о начинающихся социальных переменах.
В 1590 году Неаполь содрогнулся от зверского убийства. Убийца — великий и безумный композитор Карло Джезуальдо, принц Веноза. Жертвы — его красавица жена Мария и ее аристократический любовник.Джезуальдо предпочитал мальчиков и не любил жену, однако ревность, зависть к сопернику и бешеная злоба взяли верх над здравым смыслом. С леденящим душу хладнокровием охотника он выследил осторожных любовников и устроил им прощальный спектакль, своей жестокостью потрясший даже ко всему привыкших современников.Этот роман насквозь пропитан открытым эротизмом, безжалостным насилием и зрелой красотой средневекового Неаполя.
Безумные выходки, разудалые кутежи и скандальные романы неистового русского князя Волконского буквально сотрясали Париж, самые эффектные красавицы света и полусвета боролись за право привлечь, хоть ненадолго, его внимание. Лишь одна женщина, юная и невинная танцовщица Локита, оставалась, казалось, холодна к ухаживаниям князя. И чем неприступнее держалась девушка, тем отчаяннее желал победить ее гордость и покорить ее сердце князь…
Фортуна, наконец, улыбнулась княжне Софье Астаховой. Именно здесь, во Франции, она стала пользоваться успехом у мужчин, да каким! Среди ее поклонников есть и русские, и галантные французы… Но для Сони главное сейчас другое — сама королева Франции Мария-Антуанетта решила прибегнуть к ее помощи. Подумать только! Иметь возможность путешествовать по Европе со всеми удобствами, в обществе красивого молодого человека, находясь при этом на полном обеспечении казны, — и за это всего лишь передать брату королевы, австрийскому эрцгерцогу, ее письмо.
В библиотеке Кембриджского университета историк Клер Донован находит старинный дневник с шифрованными записями. Ей удается подобрать ключ к шифру, и она узнает, что дневник принадлежал женщине-врачу Анне Девлин, которая лечила придворных английского короля Карла Второго в тот самый период, когда в Лондоне произошла серия загадочных убийств. Жестокий убийца, имя которого так и осталось неизвестным, вырезал на телах жертв непонятные символы. Клер загорается идеей расшифровать дневник и раскрыть загадку давно забытых преступлений…Впервые на русском языке! От автора бестселлера «Письмо Россетти».
Пленница в доме своего властолюбивого отца, красавица Бэтти Энн Линдер уже успела заслужить репутацию "падшей женщины" у добропорядочных жителей городка Дэстини, что в Аризоне. И ее изрядно подмоченная репутация пострадала еще больше, когда она сначала случайно ранила странствующего "проповедника", а потом принялась заботиться о нем.А между тем Зак Медисон был просто волком в овечьей шкуре — сладкоголосый соловей себе на уме… вечно алчущий интрижки самовлюбленный сластолюбец, вечно пекущийся о своем "здоровье".
Саманте Джеймс пришлось задуматься о своей жизни, чтобы больше доверять своему разуму. Ведь сердце ее уже не однажды подводило.Уехать из дома, начать новое дело — это казалось удачным выходом из пикантного положения. И все было бы ничего, но отец настоял, чтобы сопровождал ее в путешествии высокомерный шериф Макс Баррет. Путь их по извилистым каньонам, между горных кряжей и по бесплодным долинам был опасен и тернист… След в след за ними мчались кровожадные бандиты, главаря которых Максу пришлось уничтожить.
Была ли она Каталиной Португальской, принцессой, заброшенной судьбой на чужбину, чтобы дать наследника Британской Короне и обрести мужа и любовника в лице Карла II?Или она — Ноэль Ван Бредин, ученая, сегодняшняя американка, безудержной страстью заброшенная в объятия разгульного адвоката Эндрю Макдональда… Увязнувшая в интригах, опутывающих этого человека, такого загадочного и необычного?Или она — одна и та же Прекрасная Дама, сквозь время несущая свою любовь, презревшую власть столетий?
1755 год… Прекрасное лето осенило брак Солей и Реми Мишо. Они мечтали жить долго и счастливо, но их желанию не суждено было сбыться. Как и все жители милой Акадии, они были изгнаны из родных жилищ нашествием коварных англичан.Семьи были разлучены — жены оторваны от мужей, дети от родителей. Для Солей и Реми этот год стал началом почти тридцатилетнего пути, наполненного страданиями и верой, горечью разочарований и радостями любви, отчаянием и триумфом… Это прекрасная история жизни людей, которых не смогло сломить и уничтожить насилие, пронесших в своих сердцах песнь необоримой надежды, веру в клятвы, данные перед Алтарем.