Кольцо власти - [52]

* * *

Утром они поднялись, как только забрезжил рассвет. Им хотелось быстрее покинуть и этот дом, и Бельверус, поэтому, когда Барх с тремя остальными наемниками подскакал к крыльцу, Хайделинда и Эрленд уже ждали их. Кавалькада всадников промчалась по еще пустынным улицам города, и вскоре они ехали по дороге, ведущей к Хельсингеру.

Варвару так быстро управиться не удалось. Пока он нашел подходящую повозку, запряженную двойкой пегих, смирных лошадок, пока наконец не сошелся в цене с многословным и хитроватым офирцем, ее хозяином, прошло много времени.

Он вернулся в таверну и, улучив время, когда ее двор опустел, вынес мешок с находящимся внутри связанным колдуном, благодаря богов, что Краутвурст был мужчиной среднего роста, а не таким, как хозяин «Благородного немедийца». Затем ему пришлось съездить на рынок, чтобы купить несколько мешков тряпья, которые он забросил в повозку. Уплатив подать, скромный торговец выехал через северные ворота столицы, и лошадки неторопливо затрусили по пыльной ухабистой дороге.

Отъехав пару лиг, Конан остановил лошадей и, разыскав мешок с колдуном, развязал его. Краутвурст еле дышал, полузадушенный кляпом.

— Ну что, шакал, обещаешь не подавать голос? — Киммериец выдернул кляп у него изо рта.

— Обещаю, — еле шевеля языком, просипел колдун.

— Смотри у меня, сиди тихо. — Варвар вновь завязал мешок и взобрался на козлы. — Но, пошли! — прикрикнул он на своих пегих.

Те послушно зашагали дальше, а киммериец, поминая Нергала, прикидывал, сколько же дней ему придется так тащиться до Сюндбю. Выходило никак не меньше десяти. Но дело того стоило, решил варвар, если этот мерзавец Краутвурст, конечно, не врет и у него есть доказательства вины герцога.

* * *

Хайделинда ничего не рассказала Эрленду про разговор с бароном. Она решила по приезде в Хельсингер сначала немного подождать и взглянуть, как все сложится. Может быть, поговорить с матерью, а уж потом, в зависимости от результата, посоветоваться с Эрлендом. Кто знает, что на уме у Амальрика? Не исключено, что он это все придумал с какой-то целью. Хайделинде с трудом верилось, что ее дядя — убийца своего брата.

Она, по правде говоря, обращала мало внимания на отношения отца и дяди, но не могла припомнить какого-нибудь случая, который обнаружил бы их взаимную неприязнь или же показал стремление Бьергюльфа завладеть герцогством.

Нет, сколько она ни рылась в своей памяти, дядя представлялся ей человеком, которого больше всего на свете интересовали охота, пиры и прочие удовольствия. В ее голове не укладывалось, что этот шумный, веселый и жизнелюбивый мужчина мог опуститься до такого подлого преступления.

Светлые дубовые рощи постепенно уступали место молчаливым хвойным лесам, знакомым и таким милым ее сердцу. Возникавшие среди золотистых сосен и угрюмых елей лесные опушки со стоящими, как привратники у ворот, стайками плакучих берез и раскидистых ив, или рассекавшие леса поля и луга, окаймленные синей стеной далеких деревьев, указывали: дом становился все ближе.

Но она этого почти не замечала. Рядом с ней был Эрленд, и сейчас все ее существо было занято только им. В пути они вели бесконечные разговоры обо всем, что накопилось у них за годы разлуки и чем хотелось поделиться с близким человеком. Хайделинда поведала о своей жизни в монастыре, о том, как тоскливо и одиноко там было. Одну только тему влюбленные старались не поднимать — как сложится их дальнейшая жизнь.

Хайделинда не затрагивала ее потому, что боялась выдать страшную тайну, которую узнала от барона Амальрика, а Эрленд по той же причине не вспоминал о том, что скоро им придется жить в замке Хельсингер. Иногда, заговорившись, кто-то забывался, и вдруг произносилось слово «Хельсингер» или имя кого-нибудь из обитателей замка. Тогда между ними внезапно воцарялось молчание, и молодые люди некоторое время ехали, избегая глядеть друг на друга, пока кто-нибудь вновь не начинал разговор.

Так они путешествовали несколько дней от одного городка к другому, и дневная дорога казалась им слишком длинной, потому что оба с нетерпением ждали момента, когда займут свои комнаты в постоялом дворе и Эрленд сможет украдкой прийти к ней, и тогда уже не будет нужно слов — только глаза, губы и руки. Хайделинда отдавала любимому всю себя с пылом и раскованностью выпущенного на свободу долго сдерживаемого чувства.

Глава тринадцатая

— Ну как ты там? — осведомился варвар, подходя к груде мешков на повозке. — Жив?

— Жив, — раздалось изнутри, — и есть хочу.

— Мы остановились у трактира, — ответил киммериец, — сейчас пойду пообедаю, а после и тебе чего-нибудь принесу. Обещаешь сидеть тихо?

— Обещаю…

Варвар направился к таверне, приглядываясь, нет ли вокруг чего подозрительного. Все было спокойно. Тихий и аккуратный немедийский городок с непременным храмом Митры на главной площади жил своей обычной жизнью. Несколько повозок стояли около постоялого двора, а чуть в стороне освобожденные от упряжи лошади медленно жевали корм, устало отмахиваясь от надоедливых мух. Конечно, следовало бы заткнуть колдуну рот кляпом, но те несколько дней, что они ехали, Краутвурст вел себя вполне смирно. Варвар сел за длинный стол и, кивнув подавальщику, потребовал еды. Мясо, которое подал хмурый и неразговорчивый человек, было жестковатым, но пиво — отлично сваренным и свежим. Конан быстро управился с едой и, завернув в тряпицу кусок мяса и лепешку для своего пленника, вышел на крыльцо, щурясь от лучей заходящего солнца, бивших прямо в глаза. Он повернул голову в сторону, где поставил свою повозку, и в это же мгновение почувствовал, что ему в бок упирается острие копья. Киммериец мгновенно отпрянул, но с другой стороны почувствовал то же самое.