Кольцо светлой воды - [34]

Слава богу, соседка крепко спала, и мне удалось незаметно вытащить Миджа за хвост и кое-как затолкать всё это обратно. Я надеялся, что она выйдет в Каире, прежде чем мой позор всплывёт наружу, и к моему безграничному удовлетворению так оно и случилось. Я всё ещё боролся с Миджем, когда зажглась команда "Пристегнуть ремни", мы стали заходить на посадку и вскоре очутились на бетонном поле аэродрома, где надо было ждать сорок минут.

Мне кажется, именно в Каире я понял, какое сложное и, как мне тогда казалось, непредсказуемое создание я себе приобрёл. Из самолёта я вышел последним и, пока мы с ним были на земле, хлопот с ним было не больше, чем с послушным китайским мопсом. Я надел на него поводок и прогуливал его по краю лётного поля, вокруг нас с рёвом садились и взлетали реактивные самолёты, но он и виду не подавал, что замечает их. Он трусил рядом со мной, останавливаясь как собака, чтобы понюхать траву то тут, то там и, когда я зашёл в буфет чего-нибудь выпить, он сидел у моих ног так, как будто именно к такой жизни и был привычен.

По пути назад к самолёту какой-то египетский чиновник задал мне первый из множества в последующие месяцы вопросов по поводу моего питомца.

- Что это у вас такое? - спросил он. - Горностай?

По-настоящему беды мои начались в Париже бесконечно много времени спустя. Время от времени Мидж спал, я же не сомкнул глаз, и вот уже более полутора суток я даже не вздремнул. Мне нужно было переехать в другой аэропорт и, поскольку я знал, что Миджу ничего не стоит выскользнуть из своей упряжи, у меня не было другого выхода, как только посадить его обратно в ящик. Однако ящик был в плачевном состоянии, одна петля болталась, оторвавшись от крышки.

За полчаса до Парижа я позвонил в последний раз, чтобы мне принесли воды и рыбы, и объяснил стюардессе своё бедственное положение. Она сходила в кабину экипажа, через несколько минут вернулась и сообщила, что один из лётчиков вскоре придёт, заколотит и перевяжет ящик. В то же время она предупредила меня, что правила "Эр-Франс" отличаются от правил "Трансуорлд", и что от Парижа ящик поедет багажом, а не в пассажирской кабине самолёта. Мидж в это время спал на спине у меня за пазухой, и мне пришлось переломить себя, чтобы обмануть его доверие и запихать его назад в эту ненавистную тюрьму и слушать его жалобные крики, пока заколачивали ящик, который мне вдруг показался гробом. Есть один пока ещё слабо изученный фактор, который приводит к гибели многих диких животных при перевозке.

Его обычно называют "дорожный шок", но истинные причины его пока неизвестны. Я лично убеждён в том, что он сродни так называемой "добровольной смерти", на которую по давно укоренившимся поверьям способны африканцы. Жизнь становится невыносимой, и животное, конечно совершенно бессознательно, "предпочитает"

умереть. Я опасался, что именно такой дорожный шок мог привести Миджбила к гибели в этой коробке, которая поставила его в самое ужасное из выпадавших на его долю положений. А я не смогу даже ободрить его, дав хотя бы понюхать ему руку через вентиляционные отверстия. Мы выгрузились под проливным дождём, на бетонном поле образовались лужи и даже целые озёра. Мой тоненький полутропический костюм превратился в бесформенную промокшую тряпку ещё до того, как я и три других пассажира сели в автобус, который должен был провезти нас через весь Париж в аэропорт Орли для пересадки на Лондон. Всё это время я прижимал к себе этот громоздкий ящик, надеясь хоть как-то сократить неизбежный период отчаяния Миджа, когда нам придётся расстаться. Учитывая, что мне ещё нужно было следить за своим багажом, дальнейшее передвижение становилось почти невыносимым, и я сам был уже на грани добровольной смерти.

После часового ожидания в Орли, когда крики Миджа сменились зловещей тишиной, меня и моих трех спутников поспешно препроводили в самолёт. Миджа у меня отобрали, и он исчез в темноте багажного транспортёра.

Когда же вместо Лондона мы прибыли в Амстердам, представители авиакомпании стали выражать нам свои многословные извинения. Следующий рейс на Лондон был только через пятьдесят пять минут, и кажется, ни у кого не было ясного представления о том, что же случилось с багажом четырёх направлявшихся в Лондон пассажиров. Один любезный чиновник высказал предположение, что багаж всё ещё в Париже, поскольку он чётко адресован на Лондон, а не на Амстердам.

Я отправился в контору "Эр-Франс", и жалкие остатки моего самообладания полетели ко всем чертям. Промокший и всклокоченный, вряд ли я выглядел сколь-либо внушительно, но несмотря на всё это гнев мой парил высоко, как орёл на восходящем потоке воздуха. Я заявил, что везу в Лондон животное, которое стоит много тысяч фунтов стерлингов, если его немедленно не найдут и оно погибнет, я предъявлю компании иск и раструблю по всему миру о её некомпетентности. Чиновник оказался под перекрёстным огнём, поскольку рядом со мной какой-то бизнесмен-американец также грозил судебным иском. В самый разгар скандала подошёл другой служащий и спокойно сказал, что багаж уже находится на борту самолёта компании "БЕА", который должен взлететь через семь минут, и очень любезно предложил нам сесть в автобус.