Кольцо Сатаны. Часть 1. За горами - за морями - [30]

Это странное слово Сергей услышал впервые. Оно звучало еще более зловеще, чем прииск. Расспрашивать постеснялся, сказал:

— Я готов. С тачкой управлюсь.

— Мы тебе дадим отдохнуть, как раз нам грамотный человек нужен при бетономешалке. Подучу, и тогда ты будешь вроде забронированный кадр. Начальник стройки не отдаст оперчеку, если тот вспомнит про твои буковки. Пошли на завтрак.

Так в утренней темноте для Сергея Морозова забрезжил светлый луч. Его проклятая КРА, даже с редчайшим трехлетним сроком, постоянно висела над головой, как дамоклов меч. Вдруг мелькнуло: над всеми его утерянными друзьями с их КРД и КРТД висит такая же опасность — прииск, недолгая работа, истощение и смерть.

Антон Иванович, фактический руководитель стройки, сорокалетний инженер-строитель Московского метрополитена, со статьей 58 пункт 7, как вредитель, имел десять лет за тот известный всей Москве пожар и обвал на Метрострое около здания Метрополя. Но его судила спецколлегия, так получилось, что он не оказался среди особых — политических и уже тем осчастливлен, что его не расстреляли, как это сделали с шестью другими инженерами, и не отправили «дело» на Особое совещание, где полковники НКВД только по протоколам допроса выписывали кому пять, кому восемь или десять лет заключения, а иным и расстрел. Без права обжалования. Антон Иванович угодил на Колыму, здесь инженеры всегда требовались, его назначили бригадиром на строительстве четырехэтажной казармы для внутренних войск — у стратегически важного места, где и мост через Колыму, и разветвление автодорог, в сущности середина адова кольца в триста километров диаметром, с основными стабильно работающими приисками Южного, Северного, Западного и Чай-Урьинского горно-промышленных управлений по семи или десяти отделений в каждом.

Антон Иванович дело знал. Еще ранней зимой он предложил свой способ укладки бетона в условиях жестокого мороза. И получил право бесконвойного хождения, право переписки с семьей и одной посылки в год. Человек русской души, он теперь, как мог, старался облегчить участь сотоварищей по работе, вырвал у начальника стройки согласие на самостоятельный подбор строителей. Перекрытие подвального этажа завершил до намеченного срока, доказав свою изобретательность и способность организатора.

Сергея Морозова он «упустил», как сам признался, по незнанию. Тогда на стройку явился оперчек, сказал, что у него на бетономешалке опасный преступник, место которому только на прииске. О возвращении Морозова Антону Ивановичу сказали в тот же день. И он сам пришел за Сергеем.

— Так вот, теперь мы с оперчеком поладим. Скажу начальнику строительства о тебе, как о дипломированном строителе и заручусь его поддержкой. Какой же ты опасный преступник — с детским сроком в три года? Теперь такие сроки не выдают. Последний этап в метель загнали к нам в барак, две ночи ждали, пока трассу очистят, так я разговаривал с некоторыми. Десять, пятнадцать лет, вот как нынче «выдают»!

Инженер был плотен, невысок, с лицом интеллигентным, немного лукавым. Он каким-то чудом сохранил и поддерживал аккуратную, уже седеющую бородку, светлые глаза его излучали приветливость, на щеках лишь наметились морщинки старости. Ходил быстро, энергично, за ним никто не успевал, а говорил так, что заслушаешься, вставлял поговорки, смешинки, английские фразы — и все с улыбкой, с неугасимой добротой. Видно, до лагеря был душой всякого общества. В лагере его звали «батей», он отвоевал и отгородил себе в бараке «кабинет» со своей печкой, столом и настольной лампой. Была у него какая-то чудная складная кровать, которая на день исчезала, будучи сложенной. Питался он со всеми вместе, но раздатчики выделяли его из очереди и неизменно подливали больше баланды, а каши — так горкой. Жалели инженера, как и он жалел своих рабочих.

При помощи Антона Ивановича Сергей скоро освоил немудрую бетономешалку, рецептуру раствора из цемента, песка и гравия перевел с веса на меру, сделав ящики, раствор всегда получался стандартный. Тратили они английский портландцемент, завезенный, судя по бумажным мешкам, давно, еще из Канады.

Часы и сутки проходили в работе, в походе на строительство и обратно, в очереди за пайкой и баландой, в коротком, крепком сне. Мысль о смерти, так часто посещавшая его на прииске, здесь исчезла, к монотонности бытия он уже привык и с грустной улыбкой дожидался того «юбилейного» дня, когда ему останется ровно два года «под колпаком». Третье марта, как говорится, на носу.

Однажды он увидел у соседа по нарам, бытовика, газету, потемневшую на сгибах. Хотел, было, попросить, но сосед так глянул на него, что отбил всякую охоту к сближению. Более того, он сразу же припрятал газету и с какой-то особенной жестокостью прошептал:

— Кому трепанешься — убью! Понял? Мне это запросто…

За добытые каким-то путем старые газеты заключенным добавляли срок, как за новое преступление. Сергей так и не мог понять смысла подобной строгости. Раз они преступники, то их и надо, прежде всего, просвещать, а для этого хорошо бы знать, как страна движется к светлому будущему и как ей помогать в этом движении. Увы!..