Кольцо - [22]

— И потом, видим, что это были гастролеры опытные, так сказать профессионалы и с усиками.

— С какими, такими усиками. Что ты болтаешь?!!

— Ах, простите. Гастролеры были, но без усиков. Так, что ли?

— Ну, так, так! Что ты еще придумаешь? Негодница болтливая!

— Ага! Значит так! Все- таки признались! А головой мотали. Что не так, что ли?

— Ну, куда вы помощники мои. Подождите. Дайте я вас расцелую.

Нежно беру и целую ей пальчики.

— А они так прекрасно пахнут! Просто пальчики оближешь! — Теперь их беру и облизываю.

— А где же главный и роковой герой?

- Это о чем ты?

— Да все о нем. О предателе и мучителе нашего женского рода. Кстати, единственного и истинно счастливого мужчину в нашей дружеской, женской компании.

— А вот и не единственного! — Поправляет она. — Еще есть, анус!

— Ну, что за манеры, что за нетерпение такое? Доберемся и до ануса вашего, темного.

— Ну, это уже слишком! Все! Я закрываю театр!

— Ну, что ты, что? Я ведь только начала и даже еще на сцену не вышла. И потом, ты же сама, про этот ан….

Не успела закончить, она на меня навалилась. Дурачились, отбивались подушками, а потом она такая, разгоряченная, радостная ко мне притиснулась. Дышит учащенно и очень похотливо, смотрит прямо в глаза, и я ей говорю.

— Видела бы ты себя со стороны сейчас?

— А что?

— Ты когда-нибудь пьяную бабу видела?

— А что я похожа на нее?

— Хуже! — Говорю. — Ты похожа на пьяную, обезумевшую бабу, у которой на рынке кошелек стянули.

Пьесу мы все-таки доиграли. А закончили ее под такие ее восторженные выкрики, что моим артистам по нескольку раз подряд приходилось под самый занавес лазить и так глубоко, что я уже боялась, что на них и меня, сама сцена рухнет. Вот как! Правда вышли мои артисты со сцены все мокренькие, употели, играючи. А она их всех облобызала, просто вылизала и еще приглашала на гастроли. Но сказала, что сейчас сцена вся растопталась просто, развалилась, и чтобы они пришли к ней на вечерние спектакли.

Глава 19. Выяснение отношений

Едим вместе с сестрой домой. Утром пока выходила и прощалась с Машенькой, успела заметить, что Верку тоже провожают не однозначно. Я уже спускалась к ней на лестничную площадку, а ее все еще продолжала обнимать и целовать та, ее фря. По-другому я ее и не собиралась называть. Верка было смутилась, когда я поравнялась с ней на лестничной площадке, когда я увидела быстро мелькнувшую голую фигуру ее фрях, которая быстренько скрылась за дверью.

— Ну, ты даешь! — Сказала специально так громко, чтобы и та тоже слышала. — Что, она тебя все еще не затрахала? Скоро и трахаться будешь с ней прямо на лестничной площадке!

Верка загадочно улыбнулась и потянула меня вниз по лестнице.

Как только выходим, из подъезда я прижимаю, ее к стенке дома и не даю зарисоваться под окна той фря.

— Иди уже! — Грубо говорю и подталкиваю Верку вперед себя. — Хватит ей и того, что ты ей с собой позволяешь.

— А ты, что же, не позволяешь? — Быстро находится с ответом Верка.

От взаимных упреков у нас начинается с ней долгий и довольно вредный диспут. Мы уже успели за то время, пока шли на автобус, а потом ехали на заднем сидении многое, грубо и зло наговорить друг дружке. Временами мы даже молчали некоторое время, разругавшись, а потом снова сцеплялись в споре. Но в этом разговоре у нас постепенно стала вырисовываться одинаковая картина. И вот сейчас я сижу рядом с ней и очень внимательно слушаю то, что сестра мне в полголоса осторожно и с оглядкой почти шепчет, чуть ли не на ушко. И хоть в автобусе шумно, но я все равно слышу то, о чем она мне взволнованно рассказывает. А она рассказывает о том, что та фря с ней себе позволяет.

-Ты понимаешь? Я ведь сначала не придавала этому никакого значения. Ну, подумаешь, поцеловала в самую шоколадку. Увлеклась, забылась в страсти, с кем не бывает. А потом она все настойчивее ко мне и все время только об этом. Давай, да давай я тебе сделаю там. Говорит, что это очень приятно. Ты, говорит, только попробуй.

— Вот же гадина! — Живо реагирую я. — Мало ей туда, так ей еще в другую сторону надо!

— Ты только не перебивай меня, хорошо. А то я, наверное, не смогу всего тебе рассказать. А мне ведь об этом кроме как с тобой больше и поговорить то не с кем.

— Говори, говори, сестричка. — Стараясь как можно нежнее говорить ей. — Я тебя внимательно выслушаю, не стесняйся и не бойся. Я ведь не из любопытства, а сама заметила, что она на тебя как-то по-плохому, нехорошо запала. Извини.

Я ведь как первый раз ее увидела, Вера, так сразу же подумала, что ты ей для

чего- то другого нужна. Ведь она тебя старше намного, а сама вся вьется вокруг, да все Верочка, Верочка! Ты, знаешь, даже противно стало! Особенно, от того, что ты и с ней. Ты, извини! Накипело!

— Ну, ладно тебе. Она ведь, в сущности, не плохой человек. Ну и как женщина. Сама понимаешь. Раньше я с тобой о ней не хотела говорить. Ты мне тогда казалась такой праведной. Все думала, что меня не поймешь и будешь меня стыдить и морали свои читать.

— И не правда. Я тебе морали, между прочим, не читала. Осуждать? Да, осуждала. Но больше жалела. Мне казалось, что ты сбилась с пути и где-то в темных закоулках блуждаешь! И потом. Ты сама посуди. Все время у тебя эти девки, да женщины. Как мне к тебе относится?