Кольцо и роза, или История принца Обалду и принца Перекориля - [4]
Так его величество продолжал убеждать себя (хотя, разумеется, белый стих еще не довод), что владеть присвоенным — прямой его долг и что если раньше он хотел вознаградить пострадавшую сторону и даже знал, как это сделать, то ныне, когда представился случай заключить столь желанный брачный союз и тем самым объединить две страны и два народа, которые доселе вели кровопролитные и разорительные войны, а именно: пафлагонцев и понтийцев, он должен отказаться от мысли вернуть Перекорилю корону. Будь жив его брат, король Сейвио, он сам ради этого отобрал бы ее у родного сына.
Вот как легко нам себя обмануть! Как легко принять желаемое за должное!
Король воспрянул духом, прочел газеты, доел яйца и булочки и позвонил в колокольчик, чтобы явился первый министр. А королева, поразмыслив о том, идти ей к больному Перекорилю или нет, сказала себе:
— Это не к спеху. Делу время, а потехе час. Перекориля я навещу после обеда. А сейчас займусь делом — поеду к ювелиру, закажу ожерелье и браслеты.
Принцесса же поднялась к себе и велела своей служанке Бетсинде вытащить из сундуков все наряды.
А о Перекориле они и думать забыли, как я про обед, съеденный год назад.
ГЛАВА ВТОРАЯ,
рассказывающая о том, как Храбус получил корону, а Перекориль ее потерял
Тысячелетий десять или двенадцать тому назад в Пафлагонии, как и в некоторых иных государствах, еще не было, по-видимому, закона о престолонаследии. Во всяком случае, когда скончался венценосный Сейвио и оставил брата опекуном своего осиротевшего сына и регентом,[3] сей вероломный родственник и не подумал исполнить волю покойного монарха. Он объявил себя королем Храбусом XXIV, устроил пышную коронацию и повелел отечественному дворянству присягнуть себе на верность. И пока Храбус устраивал придворные балы, раздавал деньги и хлебные должности, пафлагонское дворянство не очень беспокоилось о том, кто сидит на престоле; что же до простого люда, то он в те времена отличался подобным же равнодушием.
Когда скончался венценосный Сейвио, его сын Перекориль был еще юн годами, а посему не очень огорчился утратой короны и власти. У него было вдоволь сластей и игрушек, он бездельничал пять дней в неделю, а когда немного подрос, мог ездить верхом на охоту, а главное — наслаждаться обществом милой кузины, единственной дочери короля, — и бедняга был рад-радешенек; он ничуть не завидовал дядиной мантии и скипетру, его большому, неудобному, жесткому трону и тяжелой короне, которую тот носил с утра до ночи.
Взгляните на дошедший до нас портрет Храбуса, и вы, наверное, согласитесь со мной, что подчас он, должно быть, порядком уставал от своих бархатных одежд, горностая, бриллиантов и прочего великолепия. Нет, не хотел бы я париться в этой жаркой мантии с такой вот штукой на голове!
Что касается королевы, то в юности она, наверно, была миловидна, и, хотя с годами несколько располнела, черты ее, как легко заметить на портрете, сохранили некоторую приятность. А если она и была охотницей до сплетен, карт, нарядов и лести, то будем к ней снисходительны: ведь мы и сами немало этим грешим. Она была добра к племяннику; и если чувствовала порой укоры совести из-за того, что муж ее отнял корону у юного принца, то утешалась мыслью, что пусть его величество и захватчик, но человек приличный, и после его смерти Перекориль воссядет на престол вместе со своей нежно любимой кузиной.
Первым министром был старый сановник Развороль; он с горячей душой присягнул Храбусу на верность, и монарх доверил ему все заботы о делах государства. Ведь Храбус только того и хотел, что тратить побольше денег, слушать льстивые речи, охотиться день-деньской и иметь поменьше хлопот. Было бы вдоволь утехи, а как расплачивался за это народ, монарха ничуть не заботило. Он затеял войну кое с кем из соседей, и пафлагонские газеты, разумеется, возвестили о его славных победах; он повелел воздвигнуть свои статуи по всему королевству, и, конечно, во всех книжных лавках продавались его портреты. Его величали Храбусом Великодушным, Храбусом Непобедимым, Храбусом Великим и тому подобное, ибо уже в те давние времена царедворцы да и простой люд знали толк в лести.
У этой королевской четы было одно-единственное дитя — принцесса Анжелика, которая, разумеется, казалась настоящим чудом и своим родителям, и придворным, и самой себе. Все говорили, что у нее самые длинные на свете волосы, самые большие глаза, самый тонкий стан, самая маленькая ножка и что румянцем она превосходит всех знатных девиц Пафлагонии. Но красота ее, как утверждала молва, бледнела перед ее ученостью, и гувернантки, желая устыдить ленивых питомцев, перечисляли им, что знает и умеет принцесса Анжелика. Она играла с листа труднейшие пиесы. Умела ответить на любой вопрос экзаменационного вопросника. Помнила все даты из истории Пафлагонии и других стран. Знала французский, английский, немецкий, итальянский, испанский, древнееврейский, греческий, латынь, каппадокийский, самофракийский, эгейский, а также понтийский. Словом, была на редкость образованной девицей, а фрейлиной и наставницей при ней состояла строгая графиня Спускунет.
