Кольца Джудекки - [9]

И лязгнуло, и загрохотало, и стал свет.

В зал заседаний торжественно входила комиссия-трибунал. Да еще охраны на каждого по одному. Еще - людишки, - темно, лиц не разобрать, - одетые в пестрые маргинальные тряпки. Свидетели? Присяжные? Во, прогресс в Аду! Илья мигом оторвался от видения реанимационной койки. Реально, просто и понятно даже, наверное, трупешнику в углу - суд идет.

Трибунал расселся за столом. Далеко друг от друга, однако, устроились господа заседатели. Илья, наконец, рассмотрел их в подробностях, благо, натащили факелов.

Бас - он и есть бас - саженный мужик в годах. Из-под чего-то такого, - пиджак-полупальто-зипун-армяк? - свешивалась до колен серая рубаха. Непролазная светлая борода напополам закурчавила лицо. Поблескивали, занавешенные бровями, глаза. Что в них, не разглядеть, а и рассмотришь, на фига тебе это, Илья Николаевич, сгодится? Потому как ни местных нравов, ни обычаев ты не знаешь. А с другой стороны: человек - везде человек; со всеми своими радостями и горестями; с дерьмом и соплями тоже.

В середке вольготно расположился невысокий плотный мужчинка, - рубаха с запояской, картуз не снял даже когда сел за стол, лысина у него, что ли? - макнул в чернильницу ручку и навис над белым плотным листом. Как есть - купчина собрался сальдо с бульдой скрестить.

Слева же - Илья аж потянулся в ту сторону - низенький тощий человечишка в куцем пиджачке и круглых проволочных очках. Колхозный счетовод с маузером на боку и мандатом за пазухой? Следователь НКВД районного масштаба?

- Вста-а-ть! - тут как тут выскочил урковатый парень, который третьего дни вел Илью по лестнице. Донкович, привычно, прошкрябал курткой о стену. В левом углу суетливо вскочил сосед-харьковчанин. В правом - соответственно - молчали.

- Помогите встать своему товарищу! - уставил на Илью кривоватый палец чекист.

- Его теперь только трубы Страшного Суда поднимут, - хрипло, как со сна отозвался Донкович.

- Помре сам или помогли? - пророкотал буслаевидный детина.

- Сам.

- Это - он! Он! - тыча в Илью, кинулся к решетке сосед. - Я видел. Я сообщил!

- Ваш сигнал принят, - заверил его чекист.

Вот это - да! Как быстро договорились!

- Требую внести в протокол, - зашелся тем временем чекист. - Совершено убийство заключенным своего товарища.

- Карается отправкой в отряды, - меланхолично заметил бас. - Но сначала тело осмотрим.

- Мне и так все ясно, - уперся очкастый. - Убил из корыстных побуждений, дабы завладеть имуществом. Записали?

- Ниче я не писал, - отозвался картуз. - Папир кончился. Надо к господину Алмазову за чистым листом посылать. А пока Ивашка бегает, тело осмотрим.

- Нет, это возмутительно…

- Ну-ка, ну-ка? - ехидно переспросил "картуз". - Чем ты недоволен?! Тем, что чистый государственный папир господин Алмазов по счету выдает?

- Не это…

- Это, это! Так и запишем. У меня для твоих возмущений отдельный листок припасен.

При свидетелях сказано.

- Не было этого!

- Было. Было!

- Кончай базар, - конструктивно грянул бас. - Пока Ивашка за гумагой бегает, дело надо править. Вы, двое, покойного разденьте и положите у решетки, сначала кверху пузом, потом кверху гузном.

Стараясь не испачкаться, Илья начал раздевать, закоченевшее тело. Всей одежды, оказалось, квадратная тряпка с дырой для головы и поясок. На веревочке болтался тощий кошель.

- Из каких такой будет? - задумчиво прогудел "Буслай", разглядывая, кое-как, не до конца разогнутый, труп. - Слышь, лекарь, говоришь, сам преставился? От заразы, или как?

- От болезни, - осторожно пояснил Илья.

- Зараза у него переходчивая?

Отвечай тут! Совратъ? А вдруг придет штатный судмедэксперт и примитивно объяснит трибуналу, что за болезнь у почившего. Тут ведь и так и эдак можно повернуть.

Тогда - сидеть не пересидеть. Да еще лжецом ославят. В компании чокнутого хохла оставаться не хотелось. А следователь-то как обрадуется. Не иначе, Илье государственную измену припаяет: от усекновения головы, до отправки в горячий цех - уголь под котлы таскать.

- Если долго рядом с ним жить, есть из одной посуды, спать в одной постели, - начал изворачиваться Донкович, - можно заболеть. Но это совсем не значит, что сразу наступит смерть. Сия хворь излечима.

- Не запутывайте следствие, проявленец, отвечайте на поставленный вопрос! - влез трибуналыцик в куцем пиджачке. - Назовите болезнь.

- Казеозная пневмония, - осторожно выговорил Илья и весь подобрался. Сейчас его могли приговорить к пожизненному заключению в карантине.

Но, обдуманное и взвешенное в цейтноте, признание повлекло за собой совершенно парадоксальные выводы судей:

- Болезнь пневмония общеизвестна, - категорично заявило "пенсне". - Для окружающих она не опасна. - А далее шел головоломный выверт: - Проявленец, объявивший себя врачом, считаю, нарочно запутывает следствие, чтобы и далее жить в условиях изолятора на полном государственном обеспечении.

- Ну, что пишем? Не переходчивая? - замечание чекиста купчик пропустил мимо ушей.

- Нет! - категорично рубанул ладонью воздух левый заседатель. - Мы тут столкнулись с актом прямого саботажа…

- Пошел чесать, - прогудел "Буслай". И - Илье: - Ты вижу человек неглупый, понимающий, может, даже. Скажи, если мы вас отпустим, заразу по слободе не понесете?