Кокосовое молоко - [23]
— Я бросил бы ее в тюрьму…
— Я избил бы ее…
— Я убил бы ее без всяких церемоний…
— А вы, мастер Пулачо? — спросил комендант. — Что думаете вы по этому поводу?
— Не знаю… — Мой дядя устремил свой взгляд к потолку, робко кашлянул и, наконец, ответил: — Не… не знаю… Бристоль в своем альманахе семьдесят девятого года говорит что-то вроде следующего, я точно не помню: «Женщина — это яство, предназначенное для богов…»
И тотчас же храбро добавил:
— Но здесь речь идет о сеньоре, и это ее мы должны защищать, хотя муж ее и был алькальдом.
Этого он, конечно, не читал у Бристоля, но он хорошо знал, что для того, чтобы быть порядочным человеком, не нужно обращаться за советом ни к какому альманаху, а лишь к собственному сердцу. Тем не менее, лишь только господа из этого кружка разошлись, последовало неизбежное признание.
— Видишь ли, Сириако, тебе можно сказать правду.
— Да, дядя.
— Ты умный мальчик.
— Да, дядя.
— И уважаешь то, что висит за дверью.
— Да, дядя.
— Ты прочитал достаточное количество пикантных анекдотов.
— Да, дядя.
— И я отмечал тебе карандашом самые непристойные.
— Да, дядя.
— Ну, тогда мы можем разговаривать. Это правда, что жена алькальда крутила с майором, и, что еще лучше, с согласия мужа. Так что, видишь, рога он справедливо заслужил. А так как, рассказывая о чем-нибудь, я всегда говорю, в каком альманахе я это прочитал, я могу тебе сказать теперь, где я видел, как ворковали эти голубки. Так вот, слушай: в аптеке, в ломбарде и на ферме судьи, и с их разрешения. Я знаю, что говорю.
«В году миссионеров», как говорят в Армении, мастер Пулачо женился.
Пожалуй, он поступил благоразумно. Надеясь стать депутатом, он, вероятно, понял, что револьвера и мула недостаточно, чтобы сделать человека уважаемым. Так почему не жениться? Он хорошо сохранился — был в самом соку, как кальмар. Да будет вам известно, что он не был безобразным. И здесь как раз кстати отметить, что у него не было… (не знаю, как сказать) одним словом, что рубашки он носил пятнадцатого размера. Ну вот, видите. Он был достаточно осторожен, чтобы не пить то проклятое зелье, которое «украшало» всех наших предков.
Помню, как нас посетило несколько миссионеров. Это были знаменитые ораторы, и каждый вечер они произносили проповеди «только для мужчин». С амвона говорились более смелые вещи, чем в парикмахерской мастера Пулачо.
Миссия святых отцов состояла в том, чтобы бесплатно поженить те парочки, которые, как они говорили, «жили нехорошо» (хотя в действительности я знал многих, которые жили хорошо, лучше, чем иные женатые). Но отцы рассуждали по-иному. Эти ораторы действительно обладали даром убеждения, и настолько могучим, что мастер Пулачо решил изменить свое гражданское состояние. Но не думайте, что у мастера была какая-нибудь любовная интрижка. О, нет! Он решил жениться, потому что так поступали самые выдающиеся люди городка; а также, быть может, потому, что миссионеры красноречиво объясняли ему, кто должен быть главным спутником мужчины, поскольку в книге «Бытия» не говорится ни о револьверах, ни о мулах.
Мастер Пулачо женился на одной сеньоре, жившей по соседству, очень аппетитной, хотя и несколько увядшей старой деве — нинье Элихии Сантос, которая сейчас же ответила согласием на предложение. И свадьба состоялась, несмотря на возражения кухарки. А также и все прочее. (Не знаю, как продолжать. Возможно, что я еще не забыл о том, что находилось за дверью.)
По прошествии нескольких месяцев резко изменилось здоровье мастера. В его парикмахерской говорили лишь о женщинах, револьверах и мулах, ибо любитель политики и литературы стал молчаливым и лишь изредка вставлял какое-нибудь замечание.
— Да, так говорит Бристольский альманах…
Теперь уже другие поддерживали разговор.
— Как тебе нравится мул, которого купил ньо Тересо Путун?
— Это слишком большая роскошь для него. Представьте, он почти разорился на этой покупке. Говорят, что он отдал двух стельных коров и, кроме того, подписал долговое обязательство на триста песо из двух процентов в месяц.
— Глупец он, этот ньо Тересо.
— Да, ради того, чтобы пустить пыль в глаза… А его бедная жена работай как вол, таская корзины.
— Ну, а мой мул стоил двести песо, не бог весть что, но зато я ничего за него не должен: купил за наличные.
— Я тоже. И так доволен своим мулом, что ни за что не продам его.
— Говорят, что дон Крус давал тебе за него, сколько ты заплатил и револьвер впридачу.
— Да, только я не захотел. Это был кольт с длинным дулом, который он купил у одного торговца скотом из Сонсонате.
— Я знаю. Говорят, что он дает осечку.
— Вот видишь. Поэтому торговлю надо вести не в обмен, а за наличные.
Как вы уже заметили, в разговорах не хватало прежнего очарования литературы и политики.
Мастер Пулачо был очень болен.
Он обратился к лекарю ньо Пио Теше, который определил у него какие-то «осложнения во внутренностях» и прописал втирания в копчик. Мне кажется, что эта мазь была из костей барсука и жира змеи масакуаты, хотя нинья Элихия и отрицала это.
От такого лекарства ему сделалось хуже.
