Кокон. История одной болезни - [8]

и т. д.), тем более фирме везло: деньги множились, словно на дрожжах поднималась доходность. Тогда он продал дело и затеял новое, вложившись в вовсе немыслимое предприятие, – к собственному изумлению N и зависти многих, его победное шествие как дельца продолжалось.

XXXIV

Врач не удивлялся визитам (то редким – проскочило даже несколько лет, в которые очередные жена и бизнес почти полностью N захватили, то слишком частым). Психолог был готов постоянно подбадривать пациента. Материально утешителя не обижали, хотя тот твердил вполне искренне, что заинтересован прежде всего феноменом. Однако знаток этой в высшей степени неординарной болезни не отказывался теперь уже и от пухлых конвертов, а лихорадочный N признавался себе: кое-какие советы все же действительно помогают.

XXXV

– Лыжи, батенька, горные лыжи, – был новый клич неунывающего специалиста.

N внял лечебному голосу – четвертая по счету спутница жизни потащилась с ним в горы, там и случилось ужасное: на спуске, на глазах у подруги, он внезапно съехал с маршрута (хотя еще секунду назад вертелся на трассе), яблочный румянец, утвердившийся было на щеках, уступил место белилам, N держался за бок; он настолько перепугался, что последствия себя ждать не замедлили, скрыть растерянность не удалось. Женщина, посчитав справедливо, что поставщик ее драгоценностей накануне инфаркта, ни о чем не хотела и слышать, так что владелец нескольких магазинов и фирм вынужден был дождаться спасателей, аварийного спуска, переезда (с мигалкой) в клинику, бесполезного рентгена и консилиума, кстати, уже давно позабывшегося, который ничего у него не обнаружил.

XXXVI

Через несколько дней, вдалеке от гор и курортов, подавленный N вновь ощущал всем своим седалищем жесткость знакомого кресла, а спаситель барабанил все по тому же стеклу. Врач смотрел на толпу внизу.

– И что же вас встревожило?

– В последнее время она начала как бы петь… – плакал N.

– Петь?

– Да… Но как-то странно, на одной пронзительной ноте… Днем звук тонкий, почти ультразвуковой, но ночью… Мне сложно выразить… нет, подобное не передать.

– Когда началось?

– Я уже вам отвечал. На склоне той самой горы. Внутри что-то вскрикнуло, а потом взяло и запело. Я привык ко всему, но тут… я попросту впал в ступор, док.

– Пение слышите постоянно?

– Нет.

– Оно не дает вам спать?

– Дело в общей усталости. Мне до чертиков надоело.

– Не обращайте внимания, – совершенно не слыша мольбы, гнул свое психолог. – Выполняйте рекомендации. Отвлекайтесь на что угодно.

– Я хочу просто жить, – признался N. – Как все они там, внизу. Как вы. Как ваша коза-секретарша. Хочу смотреть детективы, кататься с проклятых гор. У меня есть бизнес и женщины. Но она мне мешает, – страдальчески прошептал он. – Просто чертовски мешает. Вы даже не можете представить, как она мне мешает. Я хочу жить, жить, обыкновенно жить… – уже изо всех сил саданул кулаками N по подлокотникам кресла.

– Пока ничем не могу помочь, – признался врач. – Оптимистично намекаю – «пока». Вам придется смириться. Впрочем, согласитесь – с этой прилипчивой штукой вполне можно ладить. Вы же, голубчик, не умерли? Не драматизируйте, не впадайте в истерику. По большому счету, есть лишь некоторые неудобства.

– Некоторые? – N выронил сигарету. – Постоянное ее присутствие, шевеление там, за ребрами, а теперь еще голос! Да вы надо мной смеетесь!

XL

Взбешенный, внизу он не стал садиться за руль. Бросив авто, он оказался на улицах-стрит-авеню (а эта, как назвал ее док, прилипчивая штука в нем едва слышно пела). Он поначалу бежал, разбивая толпу, потом шел, потом брел бессмысленно, пока не наткнулся на одного из тех говорунов, которых с постоянным успехом ловят в свои объятия религиозные секты, заставляя их затем твердить на всех перекрестках старые незамысловатые истины.

– Спаси свою душу! – прокаркал ему неофит-проповедник, звеня протянутой в кружке мелочью. – И жертвуй на наш Дом спасения.

«Допустим, я спасу ее, – горестно думал N, пожертвовав. – И она улетит, спасенная. Но как же я? Я останусь, распотрошенный».

XLI

Теперь, имея свою внутреннюю певичку, N с тоской привыкал к ее пока еще едва проклюнувшемуся голоску («А-а-а-а-у-у-у!» – временами жалобно ныло в нем). Болезнь, без сомнения, прогрессировала: несносная псюхэ набирала силу, вызревала, как плод, увеличивалась в размерах. И хотя ни один рентген по-прежнему ничего не мог подтвердить, N не сомневался: внутри его обитает чудовище, для которого извращенным удовольствием является желание постоянно теребить и тревожить. Он начал подозревать – толчками и пением дело не ограничится.

XLII

Что касается существования, N женился и разводился, смиренно делил имущество, обеспечивал своих отпрысков, были кризисы, были подъемы, вот уже появилась на его затылке тридцатилетняя лысинка, а затем, не успел бизнесмен опомниться, как, отвоевав порядочное пространство, эта посланница зрелости принялась во время его редких отдыхов на океанских пляжах отражать собой солнце. Ни друзьям, ни подругам даже не заикаясь о тайне, N работал с удвоенным рвением (беспристрастность его по-прежнему вызывала у всех восхищение и желание подражать). Лет через пять позвонив врачу, сверхуспешный владелец не только магазинов и фабрик, но и целой сети ресторанов извинился за былую несдержанность.