Коко и Игорь - [42]

— Не знаю, как быть со всем этим, — говорит Жозеф, размеренными движениями протирая тарелки.

— Не знаешь? — язвительно переспрашивает Мари.

Она погружает руки в мыльную воду и вынимает еще одну тарелку, с которой падают капли. За тарелкой следуют чашка и блюдце. Жозеф ставит их на стол.

— Она тебе что-нибудь говорила?

Мари хмурит брови.

— Конечно, нет!

— Я только спросил, — говорит Жозеф. Затем, меняя курс: — Я просто надеюсь, что ситуация не перехлестнет через край.

— Что ты хочешь сказать?

— Ну как ты думаешь, мадам Стравинская знает?

— Да ну тебя! Она должна знать!

— Я в этом не так уж уверен. Считаю, что и мы не точно знаем.

— А ты чего хочешь — поймать их за этим? Это невозможно терпеть.

— Я не тороплюсь судить, вот и все.

— Ты и не торопишься.

— Не понимаю, как она могла узнать.

— У нее, как и у всех, есть глаза и уши. Если, разумеется, она себе не позволяет обманываться. — Мари смотрит на свои руки: кожа вся сморщилась от воды.

— Они очень таятся.

Мари качает головой, видя бестолковость мужа.

— Зайди среди дня к нему в студию! И ты называешь это «таятся»!

— Да, но…

— Ну что ж! Поскольку она не полная идиотка, то она знает. Поверь мне.

В саду мальчики возятся со шлангом и брызгают друг в друга водой. Сюзанн грубо толкает Милену на качели. Мари продолжает:

— Даже твоя собственная дочь уже вполне взрослая, чтобы понять, что происходит.

— Не смеши меня! Ей только четырнадцать лет.

— Она не так наивна, как ты думаешь, Жозеф.

Стакан, который Мари опустила в воду, булькает. На дне мойки скапливаются красные пятна.

— Ну ладно! Полагаю, что она догадывается. Но хуже будет, если произойдет взрыв. Мы должны приложить все усилия, чтобы было как можно меньше повреждений.

— Господи! Мужчины такие тупые! — решительно заявляет она. — Я должна быть сумасшедшей, чтобы рассказать ей об этом.

— Помни, дорогая, кому мы должны быть преданы.

— Я рассказала бы ей, не будь она такой высокомерной и угрюмой.

Вычистить все, поставить каждую сверкающую кастрюлю на соответствующее место — вот каким способом Жозеф справляется со смятением, нарушившим порядок в доме.

Он говорит:

— Одно бесспорно: если все вспыхнет, то и нас это коснется.

— А ты не хотел бы поглазеть на фейерверк?

Жозеф протирает след от пальца на бокале.

— Нет уж, спасибо.

Мари, видя, что мужу кажется, будто он на высоте, хочет слегка осадить его.

— Все что угодно, лишь бы спокойно жилось, да?

Но Жозеф чувствует, что играя в этот ритуал семейного подшучивания, в это «туда-сюда» болтовни двух супругов, Мари упускает из виду кое-что существенное. Ставя бокал на стол, он серьезно заявляет:

— Нравится тебе или нет, но мадемуазель Шанель наша хозяйка. И то, что важно для нее, важно и для нас.

Однако Мари не сдается:

— Я считаю, что она позорит себя.

— Не нам судить, Мари.

— Но кто-то должен!

Жозеф видит в окно, как Милена закручивает веревки качелей.

— Что ж, это не наш дом. Вспомни, что случилось с Миссией. Как только она заполучила своего любовника, нам пришлось уйти.

— Мне не нужно напоминать.

— Я тоже так думаю. Каждая смена любовника ведет к смене домашнего уклада. Это первое правило в обществе.

Когда Милена обнаруживает, что ее ноги оторвались от земли, веревки начинают раскручиваться, качели вертятся все сильнее и сильнее.

— Ну ладно, — смягчившись, соглашается Мари. — Я знаю.

— Мы не можем допустить, чтобы это повторилось.

Мари вытаскивает затычку из раковины. Завертывает цепочку вокруг крана. И ворчит:

— Все равно не понимаю, что она в нем нашла.

— М-м-м-м.

— Хорошо, что он в ней нашел, это понятно.

— Ох, прекрати!

— Надо сказать, все так удобно.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, ему достается секс, а она поднимается в общественном мнении.

— Для тебя все так просто, правда?

И тут в кухню торопливо входит кот Стравинского.

— Боюсь, Василий, ничего не осталось.

— Брысь, — говорит Мари не столь доброжелательно.

Вода с бульканьем убегает из раковины. Мари промывает дно мойки. Выбрасывает остатки пищи.

* * *

Екатерина, лежа в постели, день за днем терпеливо переносит однообразие своей жизни.

Каждое утро она просыпается с ощущением тяжести и скуки. Не рискуя спуститься вниз, где, как она чувствует, ее не очень-то и ждут, она еще больше боится того, что могла бы там увидеть. Она все сильнее ощущает себя арестованной. Одностворчатое окно спальни расположено слишком высоко, чтобы видеть что-нибудь, кроме птиц, которые монотонно выписывают круги. Ее горизонт сжат до этого узкого пространства. А в комнате так мало мебели, у нее такой строгий вид. Час за часом лежит Екатерина в кровати и следит за узорами, которые солнце создает на стенах.

Она много читает. Стихи Ахматовой, романы Достоевского, рассказы Чехова. Библию — особенно послания Апостола Павла и Деяния Апостолов. Но рассказы Колет, которые прислала Коко, она не читает. Когда глаза совсем устают, она дремлет, погружаясь в волны слабости, которые набегают на нее с какого-то дальнего берега.

И когда приходит Милена и бросается к ней на одеяло, оказывается, что это трудно вынести.

— Уйди! — кричит Екатерина, сталкивая девочку с кровати.

Милена продолжает бродить вокруг, думая, что это какая-то игра. И снова кидается на одеяло, царапает мамины руки. Она не понимает, что маме больно.