Когти и клыки. Сказания из мира ведьмака - [11]

Ведьмак не покраснел; бледнеть ему тоже было не с руки: бледным Геральт был всегда. Но она все равно заметила изменение на его лице.

– Не переживай, ведьмак, – фыркнула Ловчая. – У многих из нас на совести грешок человекоубийства найдется. Так, очередной аргумент для того, чтобы вы рассудительно и осознанно выбрали сотрудничество со мной. Вы когда-нибудь слыхали это имя: Висельница? Ха, по лицам вижу, что слыхали. Так представьте себе, что эта попавшая под инфамию[6] Лесничая, преследовательница духобаб и беглых эльфов, замирительница нелюдей – это именно я. Так как оно будет? Поможете мне в охоте или предпочтете стать на ней зверем?

– Зверь, – внезапно отозвался Лютик, удивительно гордо, – может и укусить, когда его загоняют в угол.

Говоря, поэт поглядывал на Геральта, ища поддержки. Не нашел. Ведьмак просчитывал шансы. Вспомнил, что говорили о Висельнице. Были это рассказы, наполненные криками и плачами, пожарами и кровью.

IV

«…как тебе наверняка известно, мой Читатель, несмотря на то, что я принимал участие во всем том вертепе с жар-птицей в главной роли, никогда не сложил я балладу, прославляющую ту страду. Причина была прозаичной и простой, хотя и не простецкой – виной всему оказалась травма, серьезная болесть и дурные мысли, что окружили меня после нашего восхождения на гору подле Чудовенки. Мысли эти связаны были с моим искусством, поскольку я, как поэт и бард, сыграл ключевую роль в тех чреватых последствиями событиях. Но, не опережая факты, начну с того, что предшествовало форсированному маршу.

Посоветовавшись с Геральтом, мы согласно решили, что нет у нас выхода – надлежит поступить согласно завуалированным приказам Великой Ловчей, которую мысленно принялся я тогда называть Великой же, однако не Ловчей, а самкой пса. И вот, решили мы как можно быстрее отправиться к подножью горы.

Перед тем как покинули мы Чудовенку, повстречались мы с девицей из лотка сего таинственного Птичника; хотя все еще встопорщенная и довольно неловкая, благодаря моему и ведьмаковому заступничеству она немало похорошела. Более того, имела для нас и ответную благодарность, а именно, двухзвездный амулет, якобы символ Баал-Зебута, мрачного божества с Востока. И как после оказалось, она тоже знала легенду о рароге и о том, как одолел его дракон – манифестация того божка.

Геральт, как обычно, подарка принимать не хотел. Я же выказал куда больше такта и заставил его взять медальон, горячо поблагодарив и заметив, что жрец по имени Карась, поймай он девушку на обладании такими-то аксессуарами, точно приказал бы дать ей батогов. Она, молодка решительная, ответила, что нам стоило бы не нарекать, а поблагодарить, да и что Карася уже нету. Исчез, как и ее хлебодатель, сиречь Птичник.

О нем же могла она нам рассказать немногое: как он нанял ее с неделю тому, сразу после того, как сам-один въехал в Чудовенку вместе с крылатой своей свитой. Был это интроверт, любящий свою интровертность и на каждом шагу защищающийся от попыток влезть в его безопасный кокон; иными словами – одиночка, грубиян, ворчун и хам. Плохой он был человек – так она нам сказала. И пожелала нам, уходящим, удачи.

Увы, как видно, пожелание ее не помогло, поскольку удачи-то нам не хватало.

Началось все с чащобы. Зеленая мерзость спутанных ветвей, ям и вездесущей паутины с самого начала затрудняли нам восхождение. Люди Ловчей и сама она сопровождали нас, имея намерение доставить нас на место, до которого они чуть ранее сумели добраться. Всюду царила тишина, поскольку вокруг не слыхать было птичьих трелей и щебетанья. Их место заполонили насекомые.

Сам я, как известно моему Читателю, за время долгих вояжей сделался тверд к лесным неудобствам, однако в скромности своей признаюсь, что в тот день и я вздрагивал под напустившимися на нас тучами комаров-чудовищ. Казалось мне, что кто-то следит за нами, однако с людьми Ловчей подозрениями я не делился.

Наконец мы встали на поляне, высоко, а прямо под и пред нами раскидывалась панорама долины, селение и озеро, что не знали об угрозе, которая начиналась сразу же за межой. Тут-то Ловчая и указала нам тропку, что одна вела к крепости. Та рыскала влево-вправо диким серпантином над отвесным обрывом, где до земли было футов двести. И у самых мужественных из нас от такой-то высоты начинало кружиться в голове.

– Ступайте, – сказала нам на прощанье Великая Ловчая, глядя слезящимися глазками. – Найдите проход. Мелодией либо ведьмачьими рефлексами – мне все едино. Найдите этого сукиного сына Птичника и выньте яйцо рарога у него из задницы.

Мы послушались, поскольку имела сия особа с дюжину головорезов, причем всех – таких же мерзких и неприятных, как и она сама. Уже сам на сам с Геральтом, идя над бездной, я спросил его об эликсирах и причинах, по которым он не стал их заранее принимать. Тот ответил, что «если в общем, то там будут только птицы». Несмотря на мои уговоры, остался он по-ослиному упрямым. И ошибся, поскольку это, конечно, оказались птицы, но не «только», а «аж».

И скоро поняли мы, отчего вооруженная банда оной Ловчей не одолела склон и испугалась птиц. Атаковали они нас внезапно, когда мы шли каменным перевалом над пропастью. Прилетели ниоткуда, словно осы, что едва вылупились из земных гнезд. Целый рой перьев и клювов. Прежде чем эта туча накинулась на нас, ведьмак приказал мне отступить как можно быстрее, а сам попытался совладать с птицами при помощи меча и Знаков. Я нарушил его помыслы и, отбросив прочь страх, сделал то, о чем говорили легенды: овладел ошалевшими птицами при помощи песни.