Когорта - [23]

– Опять издеваешься, товарищ Лунин! – возмутился другой преследователь, одетый во вполне современные майку и джинсы. – Мы не бандиты! А вот ты преступник, и мы сейчас передадим тебя властям…

– А, юные друзья милиции! – подхватил Келюс, надеясь вывести мальчишку из равновесия. – Как у вас там, в Утопийской Советской? В каждом городе, бином, по три памятника Павлику Морозову?

– Не смей! – взвизгнул парень в кожанке. – Ты оскорбляешь нашу родину!

– Вашу? – хмыкнул Лунин. – Я думал, вы русские, а вы, значит, бином, утопийцы?

– Мы… Мы не утопийцы! – запротестовал паренек в майке. – Так называют нас проклятые оппортунисты-косухинцы!..

– Вы многого не знаете, товарищ Лунин, – заговорил молчавший до этого парень в очках. – Вы поверили клевете. Наша страна – последний оплот истинного большевизма. Вам должно быть стыдно, что вы не с нами…

В иное время Николай с большим интересом поговорил бы о загадочной Утопийской республике и ее обитателях, но сейчас было не до этого. Продолжая усмехаться, он постарался сосредоточиться. Знак, странное колесико на груди, начал пульсировать, руки стали теплыми и тяжелыми, в ушах послышался легкий звон…

– Мы живем в трудных условиях, – продолжал очкарик. – У нас практически нет месторождений металлов, пшеница растет плохо. Даже солнце не такое, как на Земле…

Келюс слушал невнимательно. Нужно было еще несколько минут, чтобы собраться с силами – ночная схватка порядком его вымотала.

– Нам приходится все время увеличивать армию. Проклятые оппортунисты-косухинцы в Долине Ветров не хотят мира, они даже помогают реакционерам на островах, снабжают их оружием. Мы бы давно навели революционный порядок, если бы не шторм…

– Волн испугались? – подхватил Келюс. – Или плавать не умеете?

– Плавать? – – парень в кожанке покачал головой. – Поплывешь, если шторм длится весь год и волны – с десятиэтажный дом. Весь год – четыреста двенадцать дней!..

Он взглянул на своих товарищей и осекся. Очевидно, про длительность года в загадочной большевистской республике говорить не полагалось.

– В общем, так, – заговорил парень в майке. – Одно из двух, Лунин. Или ты сейчас ведешь нас к той, которую ты называешь Ольгой Славиной, или мы вмешаемся в ваши внутренние дела и передадим тебя буржуазным властям.

Келюс уже не слушал. В висках стучала кровь, в кончики пальцев впились острые иголки, знак на груди вновь показался свинцовым.

– Там! – резко произнес он, показав куда-то вверх, в бледное горячее небо. Парень удивленно поднял глаза – и Лунин взмахнул рукой. Невидимый удар пришелся по шее, преследователь захрипел и стал медленно сползать на грязный асфальт. Второй удар сбил с ног владельца кожанки. Третий – говорливый очкарик – вначале отшатнулся, но затем бросился прямо на Николая. Келюс врезал ему между глаз, впечатав очки в переносицу, и нырнул в подземный переход, затерявшись в пестрой шумной толпе.

Поезд уже отходил, но Лунин все-таки успел запрыгнуть в последний вагон. Уже пробираясь через вереницу тамбуров, он вдруг понял, что здорово рискует. Врагам не нужно посылать за ним «хвост» – спекулянт мог не случайно продать билет именно ему, Лунину. Жулику показали фотографию Келюса, и его странные взгляды объяснялись просто – боязнью ошибиться. Значит, западня? Николая не смогли задержать на вокзале, но преследователи точно знают, когда и куда он едет. Значит, в Столице его будут встречать или просто арестуют в дороге…

Первой мыслью было выскочить на ближайшей же станции, но Лунин решил, что станционная милиция наверняка имеет его фотографию, а значит, и это не выход. Затем рассудил, что едва ли трюк с билетом придумала милиция. В поезде его брать не решатся, ведь он вооружен, а. значит, могут быть случайные жертвы. Милицейскую засаду следовало ждать где-нибудь на вокзале или в переходе столичного метро. Если же, что казалось более вероятным, билет продали бандиты Сиплого, то в поезде его брать тоже не решатся, ордера у них нет…

Постепенно Николай успокоился. Даже если он прав, время еще есть, его ждут в Столице, но можно сойти в Мелитополе или в Запорожье. Поезд проезжает эти станции ночью, темнота поможет скрыться… А может, все его опасения – ерунда, просто разгулялись нервы? Ведь не всевидящи же враги, не всемогущи!

Николай поставил будильник электронных часов на три ночи и попытался заснуть. После Чабан-Кермена он чувствовал себя слабым и разбитым. Пульсация на груди стихла, руки казались ватными, на затылок навалилась свинцовая тяжесть. Николай успел подумать, что сонным его арестовать проще всего, и тут же забылся.

…Странные тени мелькали перед его взором. Мрачно усмехался чернобородый Чезаре ди Гуаско, из-за деревьев следили горящие глаза псов-оборотней, а затем словно лопнул занавес, и Николай увидел странную, не похожую ни на что землю. Темно-серое низкое небо с легкими полупрозрачными облаками нависало над каменистой равниной, желтели ровные четырехугольники возделанных полей, а потом глазам открылся город, застроенный одинаковыми четырехэтажными домами с причудливыми усами антенн на крышах. В центре, на огромной пустынной площади, напротив памятника Вождю из ярко-синего камня возвышалась громада серого здания с высоким шпилем, на котором развевался красный флаг с изображением трех маленьких звезд. Николай не слышал ни звука, словно перед ним было толстое стекло, но чувствовал легкий, шепчущий ветер, несший песчинки и мельчайшие капельки воды. И наконец он увидел море. До самого горизонта, покрытого клубящимися сиреневыми тучами, раскинулись бушующие волны, они казались неестественно огромными, черными, с белой гривой пены на неровных гребнях. Чудовищный прибой накатывался на серый, абсолютно пустой безлюдный пляж, над кипящим морем не мелькали чайки, а на мертвом песке не было заметно даже обрывка водорослей. Страшная в своей бессмысленной мощи стихия раз за разом обрушивалась на голый беззащитный берег, и Лунин подумал, что, наверное, очень тяжело, когда такой шторм длится целый год – все четыреста двенадцать дней…