Когда закончилась нефть - [82]

Словно услышав мои мысли, тихий полуночный двор вдруг взорвался звуками и светом. Как-то сразу внизу обнаружилась прорва развеселого народа, остро завизжали женщины, тупо загоготали мужики, отчаянно заголосили сигнальными сиренами дорогие велосипеды, а возле меня начали взрываться разноцветные ракеты. Что-то в этом было ненастоящее, постановочное, и я минут десять смотрел вниз, пытаясь уловить, где и в чем меня обманывают, но так ничего и не понял, зато здорово продрог.

Повинуясь скорее инстинкту, чем разуму, я начал было двигать вдоль стены шкаф на место дырки, но шкаф оказался тяжелым, а я — слабосильным.

Потом я вспомнил про живущий в прихожей со времен вселения лист гипсокартона и сходил за ним.

Лист покрылся пылью, оброс наклейками, газетами, одеждой, но сохранил свои главные функциональные свойства — он был большим и плоским. Я стряхнул на пол весь мусор, отволок лист в гостиную и прислонил его к стенке.

Дыра в результате кардинально сократилась в размерах; осталась небольшая щель под потолком, но эту проблему я оставил на завтра. Главное, чтоб до утра сюда не являлись джентльмены в оранжевых курточках — против строительной техники, особенно такой штуки, как чугунный шар на цепи крана, которым регулярно пугают обывателей по телевизору, я, конечно, долго не выстою.

В гостиной сразу стало теплее, и я расстегнул куртку, оглядываясь по сторонам.

Да вот же окно в мир — телевизор! Эту песню не задушишь, не убьешь: уплачено вперед за шесть месяцев. Сейчас специально обученные люди мне расскажут, что, собственно, произошло в одном из спальных микрорайонов столицы, и кто позволил вырезать дырки в стенах квартир добросовестных ипотечных заемщиков.

Я нашел пульт, устроился в кресле и включил первый попавшийся канал. Гостиная наполнилась криками депутатов парламента: они опять секвестировали бюджет, а это такая процедура, в ходе которой, бывало, реально людей калечили прямо в зале заседаний. Оно и понятно — денег в стране нет, а привычка к красивой жизни осталась.

Камера выхватила крупный план жесткой профессиональной драки, и я быстро переключил канал — не люблю такие подробности.

Теперь звука не было вообще, зато на экране в неприличных подробностях была видна обстановка чьей-то холостяцкой квартиры — книжный стеллаж из «ИКЕИ», такая же самосборная стойка с дисками, неровно уложенный неведомыми халтурщиками паркет, разбросанные по полу носки, лист гипсокартона, прислоненный к стене…

До меня, наконец, дошло, что именно я вижу, и я встал, приглядываясь к потолку у себя за спиной, пытаясь понять, где может быть размещена камера.

Никакой камеры я не увидел, но это ни о чем не говорило — сейчас их навострились делать такими мелкими, что они влезают в задницу пчелы, вместо жала. По телевизору недавно показывали, как такая пчела прилетела к грузинскому президенту и едва не надругалась над ним своим смертельным жалом.

Вдруг в гостиной мигнул и погас свет, затем выключился телевизор, и меня окутал абсолютный мрак. Даже взрывающихся во дворе ракет не стало видно. Я услышал, как в комнате что-то с грохотом рухнуло, потом еще что-то, а потом раздался топот множества ног, и вокруг меня началась какая-то возня.

Через минуту я осознал, что меня пытаются избить — правда, очень неумело.

Я пригнулся, шагнул назад, к противоположной стенке, встал там, широко расставив ноги, как учили, и нанес вслепую пару ударов с левой ноги прямо в эпицентр этой невнятной суеты. Со второго раза я попал во что-то теплое и рыхлое, и тут же получил в ответ неожиданно мощную оплеуху откуда-то сбоку, потом вялую плюху спереди, а потом меня треснули по башке чем-то тяжелым, и я присел на пол. Сел не потому, что потерял сознание, а чтобы показать, что не готов к дальнейшему сопротивлению вслепую.

Бить меня прекратили, но присутствие посторонних я по-прежнему слышал и даже чувствовал — пахло от них так, как пахнет от типичных гастарбайтеров: табаком, чесноком, потом и обидой на все человечество.

— Ты должен измениться, Иван! — строгим голосом с ясно ощущаемым акцентом сказал мне из темноты неизвестный, прерывисто всхлипывая после каждого слова, будто ему только что сбили дыхание. Небось это ему я попал в грудину со второго раза.

— Все люди рождены равными! Ты понял это, Иван?

Я благоразумно промолчал. Драться мои незваные гости, конечно, не умеют, но, чтобы выкинуть человека с 26-го этажа, много умения и не надо.

— Прощай, Иван! Впредь веди себя достойно. Ты под наблюдением уважаемых людей, вся Европа на тебя смотрит, Иван!

Я снова услышал множественный шорох и невнятные восклицания вокруг, потом почувствовал резкий порыв ветра, и тут же включили свет.

В гостиной было пусто. Лист гипсокартона валялся на полу. Он оказался сломан в нескольких местах и вдобавок еще раздавлен всюду, где не был сломан. А еще незваные гости опрокинули кресло. Больше, по счастью, особенных разрушений не наблюдалось.

Вот же уроды. Я встал, прошелся по гостиной, разминая ноги и осматривая комнату в поисках каких-нибудь оброненных гостями предметов, потом подошел к самому краю своей домашней дыры.

И вновь, как в прошлый раз, сначала я увидел притихший темный двор, а спустя пару секунд там будто включили электричество, и появились толпы веселого народа, фейерверки и прочий праздничный антураж.