Когда закончилась нефть - [51]

Вечером Апаи сказал:

— Я знаю вкус крови, я знаю вкус яда. Был еще вкус. Эта сурукуку — не сурукуку. Это или бари обернулся змеей, чтобы помешать замыслу Гирары, или Стеклянная земля оставила свой след. Не знаю, что верно.

Всю ночь Апаи кричал во сне, а утром его прохватил понос, и он целый день не мог курить. Весь день тридцать стояли на месте. К вечеру Апаи выздоровел и сказал:

— Сурукуку приползает вечером к костру. Если бы это была сурукуку, она нашла бы нас раньше. Но яд у нее самый настоящий, у меня всю ночь голова была как куча пепла, а ступни и ладони — как головни. Надо оставаться здесь, пока Гуапоре не станет лучше, я буду его лечить.

На третий день крепкозубому Гуапоре стало лучше, и двадцать девять пошли дальше, неся тридцатого на носилках.

Некоторые рассказчики говорят, что Гуапоре стало лучше на второй день, но, зная силу яда суру-куку, с этим согласиться нельзя.

Вечером этого дня Гирара сказал Апаи:

— Почему ты думаешь, что Гуапоре ужалил бари? Мы не смогли бы убить бари, не нам тягаться с миром мертвых.

Апаи ответил:

— Бари мог прислать змею вместо себя. Тогда это не он сам, но и не обычная змея.

— Расскажи о следах Стеклянной земли, — попросил Гирара.

Апаи сказал:

— Об этом трудно рассказать. Человек оставляет разные следы — след его ноги на земле похож на большую фасолину, след его зубов на лепешке — на мелкую фасоль в стручке. Есть след человека в воздухе — это его запах; такой след не виден. У Стеклянной земли следы совсем разные. Знаешь человека — знаешь его следы, знаешь Стеклянную землю — следы можешь не узнать. Она может оставлять следы в стороне от себя, как человек, стреляющий из лука. И у нее очень много невидимых следов.

На следующий день тридцать прошли всего половину дневного перехода и увидели в стороне от своего пути возвышающиеся над лесом решетчатые развалины. Апаи сказал:

— Дальше не пойдем, пока я не узнаю, что это.

Гирара спросил его:

— Это след Стеклянной земли?

— Не знаю, — ответил Апаи, — мне надо увидеть его рядом. Мне надо его понюхать.

Апаи один ушел в лес в направлении развалин и долго не возвращался. Когда вернулся, в его перепачканных жирным руках были четыре короткие бурые палочки с угловатыми навершиями, украшенными резьбой.

— Что это и зачем? — спросили воины.

— Те, кто сделал эти палочки, скрепляли с их помощью свои вещи. Я видел такие, только блестящие, — сказал Апаи, — а мы подарим их патачо, это хороший подарок, и мы сможем с ними договориться.

— Место, в котором ты нашел палочки, это след Стеклянной земли? — спросил Гирара.

— Нет, — ответил Апаи, — это след Масляной земли. Про такие я только слышал. Масляная земля пропала раньше, чем появилась Стеклянная земля, и следы от нее остались только мертвые.

Вечером этого дня Гирара попросил Апаи:

— Расскажи о Масляной земле.

— Я мало знаю о Масляной земле, и это будет не рассказ, — ответил Апаи, — Говорят, когда ее было много, люди могли передвигать вещи быстро-быстро. Говорят, за нее воевали.

— Откуда ты все это знаешь? — спросил Гирара.

— Я узнал это, когда меня воспитывали куры, — улыбнулся Апаи.

На следующий день тридцать переправились через широкую реку и вошли в земли патачо. Низкорослые патачо вышли им навстречу и проводили к своему вождю. Апаи подарил вождю патачо три бурых палочки, а Гирара говорил с ним. Вождь сказал:

— Гирара смелый вождь. В его сердце не хватает мудрости, но с избытком мужества, и речи его умны. Апаи знает что-то, чего не знает никто из нас и никто из вас. Если вы добудете стекло, мы присоединимся к вам и будем воевать с же за половину вашей добычи.

— Мы принесем вам стекло, — ответил Гирара.

Вождь патачо дал Гираре четыре подарка и объяснил:

— Когда будете проходить через деревни наших людей, отдавайте подарки вождям. В крайней деревне вам дадут материал, чтобы вы построили каноэ и поплыли, куда вам нужно. Поплывете по реке на восток, а затем выйдете на большую воду. Крайним объясняйте, как следует, они странные, не совсем наши, они к нам прибились.

Тридцать отдохнули в гостях у вождя патачо и двинулись дальше. Гуапоре уже мог идти сам, но был не в себе и мало что понимал. Поэтому его лук и копье нес Гирара.

Десять дней шли воины лесом. Днем они много шагали, вечером, если не доходили до деревни патачо, охотились на обезьян и ели их сладковатое мясо. Апаи все искал вокруг стоянок следы Стеклянной земли, но каждый раз приносил орехи и корни папоротника. Воины говорили:

— Апаи стал хорошей старухой, но все еще много болтает и чему-то радуется. Старухи должны быть мрачными и молчаливыми. Учись, Апаи.

Апаи не обижался и только замечал беззлобно:

— Девочки, вы даже тыквы на огороде не соберете, чему я могу у вас научиться?

На одиннадцатый день тридцать вышли к последней, четвертой деревне патачо. Деревня стояла на берегу реки. Здешние были особенно маленькие, не выше груди самому низкорослому из тридцати, все узколобые, все с деревянными дисками в губах, похожие на больших птиц, но головы их не были украшены перьями. К тому же они плохо владели языком, который знали наши воины. В деревне были одни старики и женщины. От них тридцать кое-как узнали, что мужчины на реке, бьют рыбу.