Когда закон бессилен - [9]

— А ты, говорят, перекрестил подошву правой ноги, — внимательно глядя на него, сказал поджарый.

— Вот это я понимаю — работа, — с уважением отметил Граф. — Все знаете. Это, наверное, опер, сука, настучал. Телеграмму отбил или по телефону? — спросил он.

— Как со здоровьем-то? — ушел от ответа поджарый. — В прошлый раз тебе крепенько досталось. Но, знаешь, ты все-таки хоть и бандит, но мужик. Другого только раз по уху съездишь — прокуратура замучает. А тебя ведь…

— Забыто, — улыбнулся Граф. — Тут расклад простой. Я ведь не карманник, который при аресте боится вам мундир испачкать. Просто если бы тогда я успел ствол достать, кто-то из вас покойник был бы. Хоть и брали вы меня ни за что. Но хрен его знает, — Суворов усмехнулся. — Поэтому вытащи я тогда ствол, стрелял бы. Ведь группа захвата не мальчики с водяными пистолетами. Так что хоть вы и покоцали меня прилично, понять можно. А вот когда такой боров, — он кивнул на майора, — до печенок обидно.

— Ты это! — строго прикрикнул майор. — Не особо здесь…

— В общем, все, — поднялся Граф. — Беседа прошла на высоком интеллектуальном уровне. Вы сказали то, что должны были сказать. Я выслушал. Сделал выводы и посему арриведерчи.

— Шеф, — ворочая квадратной челюстью, проговорил Носорог, — звонят.

— Слышу, — сердито отозвался Степаныч, — не глухой. — Четырежды пропищав, сотовый телефон умолк. Едва он засигналил снова, Степаныч взял его. Не называясь, выслушал звонившего. Кивнул, будто тот мог видеть его. — Позови Валю, — приказал он Носорогу.

— А я как раз к тебе, — входя, сказала Валентина. — В чем дело?

— Если тебе действительно нужен уголовник, про которого мы говорили, то ты можешь найти его на шестнадцатой Парковой, дом восемнадцать, квартира двадцать четыре.

— Но, отец, — недоуменно проговорила она, — мы же договорились, что сначала с ним переговоришь ты. Подумай сам, как я буду с ним говорить? Мол, дочь Ивана Степановича Редина желает предложить тебе дело. С чего мне начинать?

— Ну хорошо, — недовольно согласился он. — Я пошлю за ним кого-нибудь. Только не сейчас. Звонил Пахомов и посоветовал хотя бы неделю с ним не контактировать. Суворов под наблюдением милиции. Ни к чему сыскарям знать о моем интересе к атому бандиту. И еще одно, — он изучающе посмотрел на дочь. — Ты можешь сказать мне, зачем именно понадобился тебе этот уголовник? Я помню наш разговор, — заметив, что дочь хочет что-то сказать, опередил он ее. — Но, подумав, решил, что все это могут сделать парни Призрака. Так что давай говорить начистоту.

— Ладно, — немного помолчав, сказала она. — Я хочу, изъять коллекцию перстней у твоего знакомого Растогина.

— Павла Афанасьевича? — удивился Редин. — Я что-то не припомню, чтобы он когда-либо собирал нечто подобное.

— Я знаю это точно. Когда он был хранителем музея в Смоленске, ему удалось украсть несколько дорогих перстней. И сейчас, когда он собирается переехать в Израиль, он хочет переправить их туда.

— Но, Валя, — он удивленно расширил глаза, — Павел Афанасьевич мой деловой партнер и даже, можно сказать, друг…

— В чем ты сам не уверен, — перебила его дочь. — К тому же я хорошо помню твои слова: чем крупнее сумма, тем меньше должно быть друзей. А кроме этого, — она усмехнулась, — Растогин — уже прошлое. Ведь не будешь ты с ним вести какие-то дела. Я слишком хорошо тебя знаю, папа, границы бывшего Союза ты нарушать не будешь. А тем более сейчас, — Валентина засмеявшись, — когда Россия вот-вот станет полноправным членом Интерпола.

— Валентина! — строго прикрикнул на нее отец. — В конце концов, это просто нечестно. Я запрещаю тебе даже думать об этом!

— Ты согласишься со мной, если выслушаешь, — она улыбнулась. — Во-первых, дача Растогина прекрасно охраняется. Ведь здесь остается его младший брат. А это значит, что схватка просто неизбежна. Всех наших боевиков охрана Растогина знает. А нападут на них уголовники. Это во-вторых. Ты ведь сам давно хотел поставить не место эту так называемую стреляющую публику, которая не дает покоя ни милиции, ни коммерсантам, ни нам, наконец. Ведь сейчас все районы Москвы контролируются людьми вроде тебя.

— И что? — не понял Редин.

— А то, что Граф весьма популярен среди этой стреляющей братии. На дачу вместе с ним пойдут еще несколько человек. А это будет означать, что уголовники объявили войну группировкам организованной преступности и с ними, надо кончать! Ведь Павел Афанасьевич — личность значительная. Именно он создал несколько отмывающих деньги банков. Интересно, — Валентина задумчиво посмотрела на отца, — кому он все оставит? Что не брату — точно. Тот погряз в своем грязном бизнесе. Девочки по вызову, — она рассмеялась.

— А знаешь, — одобрительно посмотрел на нее отец. — Ты права. Я имею в виду вторую часть.

— Что?! — поразился Граф.

— Платишь за то, что воруешь?! — Удивленно посмотрев на сидящего напротив худощавого седого человека, рассмеялся.

— Конечно, — криво улыбнулся тот, — тебе весело. А посмотрел бы я, как бы ты балдел, когда к тебе шестеро амбалов подвалят и так ласково предупреждают: если не будешь отстегивать по лимону в неделю, на лекарствах больше потеряешь. И демонстративно карандаши дверью ломают. А без них, — он вытянул длинные тонкие пальцы, — мне хана. Сам знаешь — порой ноготь чуть больше отрастет, и все.