Когда зацветет сакура… - [3]

Пхеньян – город немаленький, однако он скорее был похож на большую деревню. Дома одноэтажные, глинобитные, а то и просто дощатые. Попробуй перезимуй в таких. А ведь как-то же зимуют. В общем, бедность – не приведи господи. И среди этой неприкрытой многовековой убогости, словно островки добротной жизни, – административные здания бывшего оккупационного режима и жилые дома японских колонистов да местной знати. Теперь, после того как японцев прогнали, в большинстве из них разместились государственные учреждения, в том числе Центральный Комитет Трудовой партии Кореи, городская управа и управление народной милиции.

Поплутав по узеньким кривым улочкам, Алексей наконец добрался до центра города, где в небольшом тупичке приютился трехэтажный особняк из красного кирпича, у входа в который стоял часовой. В нем разместились службы военного гарнизона и городская военная комендатура; здесь же находился и особый отдел – одно из структурных подразделений Управления контрразведки СМЕРШ Приморского военного округа.

На подъезде к зданию была небольшая площадка, где стояли трофейный «оппель-адмирал», на котором ездил начальник гарнизона, и дежурный «виллис».

Оставив автомобиль на стоянке, Жаков показал часовому удостоверение и прошел в здание. К его удивлению, там уже вовсю кипела казенная жизнь: кто-то бегал по коридору с какими-то папками, кто-то громко разговаривал по телефону или уже с утра давал нагоняй подчиненным. Алексею не впервой приходилось бывать здесь, поэтому он без труда отыскал кабинет начальника особого отдела. Полковник Дудин был на месте.

– Подождите, товарищ капитан! – сказал Жакову дежуривший в приемной помощник Дудина старлей Пахомов. – Я сейчас доложу о вас начальнику.

Дудин долго не заставил ждать.

– Ну проходи, проходи, Алексей! – вставая ему навстречу и протягивая руку, дружелюбно произнес он. – Рад тебя видеть… Ну как ты? Нормально добрался?

– Да… все хорошо… – коротко ответил Алексей. Человеком он слыл серьезным и немногословным. Скорее всего, причиной тому – тяжелое сиротское детство, где приходилось не жить, а выживать, отсюда и эта не по годам серьезность. А ведь и тридцати еще не было. Но это фактически, по документам же этот самый тридцатник он еще в марте отметил, перед самым концом войны. Когда-то, чтобы его, четырнадцатилетнего пацана, взяли учеником на завод, он попросил председателя сельсовета приписать ему в документе два года – тот за два куриных яйца и приписал.

С Дудиным они вместе работали почти с самого начала войны. Полковник помнит, как Жаков пришел к нему в особый отдел бригады совсем «зеленым» лейтенантом. Его еще тогда не успели переобмундировать, поэтому на нем была энкавэдэшная форма – зеленая гимнастерка с шевроном на рукаве и «шпалой» в петлице, синие галифе, хромачи, на голове – фуражка с синим верхом и красным околышем. Все это он в тот же день сменил на обыкновенную армейскую полевую форму.

Вначале Дудин подумал, что Алексей – новичок в их деле, но, как оказалось, за его плечами уже был некоторый опыт оперативной работы: после окончания в сороковом году свердловской школы Главного управления госбезопасности его направили уполномоченным в Куйбышевское областное управление НКВД, где он и встретил войну. А когда Дудин познакомился с Жаковым ближе, когда узнал, что это за человек, то и вовсе проникся к нему уважением. Парнем тот был смышленым, рассудительным, а главное – у этого бывшего беспризорника был богатый жизненный опыт. А таких Дудин любил – у самого была непростая биография.

За свои неполные пятьдесят ему столько пришлось пережить всего, что иным бы этого с лихвой хватило на целую жизнь. Он и в революции участвовал, и в Гражданскую воевал. Потом были народные стройки… Строил Днепрогэс, Комсомольск-на-Амуре. Позже по комсомольскому набору попал в органы. Этот период он не любит вспоминать. Говорит, много ошибок было в их системе, а как-то в разговоре с Алексеем и вовсе высказал крамольную мысль. Дескать, за те ошибки с них еще когда-нибудь строго спросят, потому как это великий грех – изводить людей, пусть даже эти люди были трижды не правы.

За спиной подчиненные называли Дудина дедом. С ними он вел себя уважительно, всех знал по имени-отчеству. Более того, он знал, как зовут их жен, родителей, братьев, сестер, а у кого были дети, то и детей. В общем, человеком он был внимательным и чутким, хотя и требовательным. Он не спускал тем, у кого были постоянные просчеты в оперативной работе, тем более, кто злоупотреблял своим положением или нарушал воинскую дисциплину.

– Да ты садись, садись, что стоишь? – указывая капитану на стул, произнес Дудин. – Может, чайку? – спросил. – С дороги-то, а?..

– Да я б не отказался… – ответил Алексей. – Утром не хотел будить жену – уехал, не позавтракав…

– Ах, даже так!.. Пахомов!.. – позвал он помощника. – Где там наш Ерохин? – Когда ординарец появился на пороге его кабинета, приказал: – Ты вот что, Паша… Принеси-ка капитану чего-нибудь поесть… И чтоб чай был горячий, ты понял меня?

– Слушаюсь, товарищ полковник! – проговорил тот и, прихрамывая на одну ногу, отправился выполнять приказание.