Когда я опять умру - [2]

Он обнял меня. Совершенно не нужно было задавать какие-то вопросы или говорить лишние слова, чтобы понимать, что в этом состоянии мы с ним вдвоем. И что он точно так же ошеломлен — а может и побольше. Потому что я, например, еще успела вспомнить про Яну, а он просто открыл какую-то дверь в стене дома и увел меня в нее, абсолютно наплевав на то, что сегодня он должен был убить мою подругу.

Вместо этого он влюбился в меня.

* * *

Я должна была напиться сегодня до бесчувствия, вызвать такси, едва дотерпеть до дома, ввалиться в туалет и долго блевать, отпиваясь водой прямо из унитаза. Потом сидеть на кафельном холодном полу и мучительно плакать от унижения, зажимая себе рот руками, потому что в санузлах у нас в доме волшебная слышимость.

Потом свернуться калачиком прямо там, на полу, и проспать до утра — похмельного и болезненного от затекших мышц. Выползти в коридор, сдернуть бархатную скатерть со стола и, завернувшись в нее, пить чай на кухне, ощущая, как отвращение к миру вгрызается в кости как метастазы рака. И наконец ощутить то самое состояние невыносимости, которое позволит преодолеть отупение и жалость к близким.

Я должна была оказаться в тех пустых и темных коридорах, где пахнет пылью и гортензиями, и куда попадают те, кто шагнул из окна девятиэтажки, преодолев себя в последний раз и удивившись, что это намного легче, чем встать в семь зимним утром на работу.

Вместо этого я побывала в коридорах самоубийц как туристка. Я висла на руке у ангела смерти, прятала лицо у него на груди и дышала запахом его кожи, когда мне становилось плохо от гортензий и пыли.

— Вот, — сказал он. — Теперь ты понимаешь, почему никогда нельзя так делать. Легче не станет, но вместо баров будешь зависать в этом невеселом местечке.

Я послушно кивнула, и мы пошли туда, куда мне хотелось намного сильнее — домой к моему ангелу смерти. И провели там не меньше недели, вылезая из постели только в туалет и поесть. Живым все еще надо есть, даже если они в гостях там, где живут ангелы смерти.

— Привет, — сказал другой ангел смерти, когда мой открыл ему дверь. — У тебя проблемы.

Но проблемы оказались у меня.

— Понимаешь… — он держал мои руки в своих, перебирал пальцы, целовал их, как будто прощался. — Ты ведь не должна была здесь оказаться. Живой. Да и мертвой нескоро.

— Знаю.

Я все порывалась его обнять, но он отстранял меня и продолжал говорить.

— И ты не можешь остаться, — он длинно выдохнул, глядя на мое лицо. — Не можешь. Мне за это и так влетит, но это не страшно, я переживу. А вот тебе…

— Что?

Мне было страшно.

Когда первый раз в жизни чувствуешь, что в ней появился смысл, как-то не хочется обратно.

— У нас есть два варианта. Первый — я возвращаю тебя обратно доживать твою жизнь (это долго), ты умираешь от старости, я тебя забираю и мы живем долго и счастливо. Хэппи энд.

— Не могу, — я помолчала, представила себе этот вариант еще раз и повторила: — Не могу. Я не выдержу.

— Я так и подумал, — он вздохнул. — Поэтому сразу спросил, можно ли по-другому.

— Можно?

— Да, но это будет очень, очень больно и тяжело. Но побыстрее.

— Что надо делать?

— Надо умирать. Тебе дадут семь жизней разных людей. Их надо дожить. Они заслужили отдохнуть, но тела еще надо дотянуть до смерти.

— Доживать? Это же долго! — я испугалась, что он просто хочет избавиться от меня, вернуть обратно в бессмысленную тоскливую жизнь.

— Я постараюсь сделать так, что тебе дадут тех, кто умрет почти сразу. Но только одно условие — ни в коем случае не самоубийство. Иначе все прекращается, и ты попадаешь в те коридоры. Можно провоцировать смерть, но нельзя самой. Понятно?

— Да.

— Согласна?

— Если после этого мы сможем снова быть вместе — согласна.

— Даже если будет очень больно?

— Оно того стоит.

И он отправил меня умирать.

Артем.

У Артема уже затекла правая нога, на которую навалился этот боров, но он так счастливо хрюкал, грызя сосок, что приходилось терпеть. Сосок уже тоже болел и с каждой секундой все сильнее. Артем поерзал, постонал немного в кляп и поерзал еще раз. Пусть уже вставит в жопу и побыстрее кончит. Но когда боров отвалился, облизывая слюнявые губы, стало видно, что член у него так и болтается вялой тряпочкой. Артем разочарованно выдохнул, умудрившись в последний момент превратить выдох в стон.

— Не терпится, а? Не терпится мальчонке? — забормотал боров. — Горячий мальчонка, борзый! Надо мальчонку угомонить!

Руки Артема были растянуты в стороны и прикованы наручниками в красной кожаной оплетке к спинке кровати, но ноги оставались свободны. Он сморщился от покалывающих мурашек, побежавших вслед за током крови в затекшую ногу. Боров возился где-то в одеялах, что-то искал. Артем приподнял бедра и раздвинул колени, демонстрируя поблескивающую в анусе «рубиновую» пробку. Тот повернулся к нему, держа в руке флоггер, но увидев такое, аж затрясся и принялся натирать член, пожирая глазами парня.

Член от возни чуточку набух, и Артем возликовал. На часы он боялся смотреть — если клиент заметит и нажалуется, заставят заниматься «благотворительностью» на ежемесячной встрече с крышующими ментами. Да ну нахрен, потом неделю все раздолбано и болит. Но вроде бы прошло меньше половины оплаченного часа. Если боров только раскачивается долго, а спускает быстро, то есть шанс передохнуть перед следующим клиентом.