- И теперь есть кулацкие, поповские,- сказал какой-то мальчишка из деревенских.
- Про эти не говорю, но есть и народные. Вот этот, наш совхозный, он же принадлежит народу.
- А кто с него яблоки ест? - опять раздался скептический голос со стороны деревенских.
- Вот это интересный вопрос,- подхватил директор,- для кого мы хотим сохранить яблоки? Надо избрать комиссию, пусть выяснит и доложит. Давайте выберем делегатов от разных деревень, и пусть они…
- А ты скажи сразу!
- Сказать проще всего, а лучше будет, когда сами увидите. Наш совхоз, вы знаете, поставляет овощи, молоко для больниц. И когда вы сбиваете недозревшие яблоки, обламываете вместе с ветками вишни, вы отнимаете их у больных людей, которые сами не могут пойти в сад да и сорвать… Снабжаем мы туберкулезный детский санаторий. Видали бы вы, какие там несчастные ребята лежат! Иные совсем неподвижно, в гипсе.
- Это чтобы горбы не росли, я знаю! - заявил один из деревенских.
- И вот таким ребятам не дать из нашего сада яблока?
Да я бы на вашем месте собрал и отнес! А не то что вот так зря зеленушками оборвать.
- Мы не оборвем, так другие.
- Верно! Вот потому мы и предлагаем вам создать союз садолазов и взять под свою охрану сад.
- Лазить, но организованно! - сказал Шариков.
- Правильно! - раздались голоса.
Дело кончилось тем, что был создан «СОС» - союз отважных садолазов. В его совет избрали троих пионеров и двоих деревенских ребят.
Все ребята согласились: зеленые яблоки не рвать, яблони не трясти, собирать только опавшие, караулить сад по очереди - деревенские вместе с пионерами. А сохраненный урожай яблок разделить поровну: половину совхозу, половину караульщикам.
Директора это вполне устраивало. Это было лучше, чем ничего.
*
Через несколько дней мы устроили торжественную передачу сада союзу садолазов.
Бил барабан. Звучал горн. Деревенские ребята выстроились в одну шеренгу, пионеры -в другую. Директор совхоза Никодим Петрович зачитал приказ о передаче сада под охрану «СОСа», Костя Котов - председатель совета прочел клятвенное обещание садолазов сберечь яблоки, после чего был устроен сбор уцелевших вишен и их дележка. Собрали всего четыре небольших корзинки и разделили по жребию.
Для того чтобы доставить вишни в туберкулезный детский санаторий, избрали делегатов: двух деревенских и от нас Риту.
Директор запряг своего выездного коня в пролетку и сам повез делегацию в Москву.
Выглядело это довольно любопытно. На козлах сидел директор, в полотняном костюме, в шляпе, в пролетке - пионерка с корзиной вишен на коленях и двое босоногих деревенских мальчишек, от волнения утирающих рукавами носы.
Эта поездка произвела действие, не сравнимое ни с какими словесными уговорами, убеждениями, рассуждениями. Когда ребята своими глазами увидели страдания больных костным туберкулезом детей, они были потрясены не менее, чем Данте, которому Вергилий показал мучения грешников в кругах ада.
Стойкая Рита рассказывала о закованных в гипс ребятах со слезами на глазах.
Что и как рассказывали своим друзьям деревенские мальчишки, мы не знали, судить могли только по результатам. Когда мы делили набранную в саду черную смородину, деревенские старались в корзинку для санатория положить ягод побольше. Набивались в провожатые. Один парень принес и добавил из дома «гостинчик»- малосольных огурцов: там какой-то девочке очень-очень хотелось их попробовать. А другой принес сверчка в спичечной коробке; какой-то мальчуган, лежащий вот уже много месяцев неподвижно на спине, мечтал, чтобы у него сверчок «чиркал» под подушкой.
- Он его спрячет,- убеждал парнишка,- руки-то у него свободные. Сумеет схоронить. Главное- доставить ловко, чтобы никто не заметил!
Доставили мы сверчка.
Эти больные дети, ждущие нашей помощи, вызвали такое участие, такую бурю добрых чувств, внесли такой великий смысл в дело сохранения совхозных яблок, что охрана его превратилась в самое желанное дело.
Особенно рвались мои ребята в ночные патрули. Девочки требовали равноправия и в этом. Кого отстраняли от ночных дежурств за малолетством, огорчались до слез. Приходилось вместе с ребятами постарше брать и малышей.
В центре сада мы построили для дежурных шалаш. А чтобы не было страшно, вблизи шалаша теплился негасимый костер из обломков упавших деревьев. Всю ночь он таинственно и притягательно мерцал среди старых корявых деревьев бывшего барского парка.
Признаться, и мне доставляло удовольствие проснуться среди ночи и пройтись проверить наших дежурных: подойти незаметно, послушать, о чем говорят, оставшись одни, наши и деревенские ребята.
Обычно я ходил не один, а потихоньку будил и брал с собой кого-нибудь из пионеров. Участвовать в обходе вместе с вожатым было для ребят счастьем, особенно для малышей. Как же они потом гордились!
Как-то я взял с собой Катю-беленькую. Она шла, крепко вцепившись в мою ладонь пальцами, и я чувствовал, что вся она дрожит. Ведь это первый раз в жизни идет она по темному лесу, среди таинственных черных деревьев, глубокой ночью. Не то во сне, не то наяву. Каждый шорох, каждый незнакомый звук так непонятен и страшен. Почему зашуршало позади? Отчего треснул сучок впереди? Что там упало сверху?