Когда я был произведением искусства - [12]

Я устремился вслед за ними: мне хотелось взглянуть на него. То, что я обнаружил, повергло меня в еще большее потрясение.

Там, как положено, стояло мое имя, даты моего рождения и смерти, но был еще и портрет. Под портретом были высечены слова братьев: «Нашему братишке, который был еще прекраснее, чем мы. Вечная память». Я узнал фотографию: на ней было изображено не мое лицо, а портрет одного из близнецов в возрасте пятнадцати лет.

Хлопнув меня по плечу, Зевс-Питер-Лама протянул мне стопку иллюстрированных журналов. Обложки на разные лады склоняли одну и ту же ложь: «Судьба раненого лебедя. Самый младший из семейства Фирелли, еще более обворожительный, чем его старшие братья, пожелал отправиться навстречу ангелам, на которых он был так похож».

С плачем я припал к груди Зевса-Питера-Ламы. Окружающие, верно, считали, что я заразился всеобщей скорбью. Никто не мог даже представить, что я рыдал от бешенства.

— Сволочи! Они украли у меня жизнь. Он украли у меня и смерть. Они даже украли мой образ.

— Нашей лучшей местью станет то, чем мы сейчас займемся, не так ли? — заговорщически подмигнул Зевс-Питер-Лама.

Напоминание о нашем замысле вновь придало мне силы.

— Вы правы. Отправимся сейчас же.

Нисколько не церемонясь, я расталкивал по пути этих клоунов, этих марионеток, кто по неведению, кто осознанно, оплакивал свершавшееся здесь мошенничество. Уже у кладбищенских ворот я бросил последний взгляд на своих родителей, чье поведение вдруг показалось мне наиболее достойным.

— Прочь сожаления, — сказал мне Зевс, потянув за рукав. — За работу.

Таким было мое последнее воспоминание о мире, который я покидал.

9

Столы для завтрака накрыли на южной террасе. Все прекрасные гостьи Омбрилика собрались вместе, чтобы за столом в убранстве серебряной посуды посоревноваться в ненависти друг к другу. В ожидании хозяина виллы они листали журналы, которые взахлеб рассказывали о моих похоронах. Краем глаза я просматривал переворачивавшиеся передо мной страницы. Зная, что в качестве мертвеца меня нет, я с любопытством искал фотографии, где я запечатлен живым — в парике и темных очках; наконец я нашел себя запечатленным со спины, когда прижимался к утешавшему меня Зевсу-Питеру-Ламе; тот скорчил для папарацци сочувствующую гримасу, профессионально приоткрыв два ряда драгоценных камней, чтобы быть уверенным в качестве своей будущей фотографии. На другой странице рок-звезда, известный тем, что имплантировал себе волосы, объявлял, что посвящает мне песню «Ангел прошел среди нас», а один из кинопродюсеров предложил моим братьям сняться в фильме, повествующем об истории нашей семьи, однако те, снедаемые огромным горем, сообщали, что они могут дать положительный ответ только по истечении достойного по времени траура.

Выйдя к столу, Зевс-Питер-Лама одной рукой схватил булочку, а другой погладил руку своей соседки справа.

— Паола была очень любезна со мной этой ночью.

Он послал воздушный поцелуй Паоле, которая, приняв его, тотчас же с торжествующим видом повернулась к своим соперницам.

Затем, когда Зевс-Питер-Лама углубился в чтение прессы, на Паолу в течение всего лишь получаса обрушился целый ворох неудач. Она испачкалась соком, в стакан с которым неизвестно откуда упала виноградинка; на гренке с медом, который ей протянули, на несчастье оказалась весьма обозленная оса; сахар, которым она посыпала свой фруктовый салат, почему-то оказался солью, и, в довершение ко всему, чайник, в котором заваривался чай, случайно упал ей на колени. Прелестницы отплачивали Паоле за благосклонность, проявленную к ней хозяином. Указав на героиню ночи, Зевс таким образом назвал жертву дня.

Он же, укрывшись за креативными клубами своей сигареты, ничего вокруг не замечал. Поднявшись, он обронил, проходя мимо:

— Идем. Мы устроим тебя.

Мы вышли с Зевсом на первый этаж правого крыла.

— Ты останешься здесь столько, сколько нужно.

Он показал на слугу в белом фартуке, у которого было жутко красное лицо.

— Титус никому не позволит приблизиться к тебе. Он же охраняет и покой моей жены.

— У вас есть супруга?

— Разумеется. Вот твоя спальня.

Он провел меня в комнату, которая изначально казалась абсолютно пустой, и мне потребовалось некоторое время, чтобы наконец рассмотреть ее обстановку. Это была белая комната с белой мебелью, белыми занавесками, белыми лампами, с полом, выложенным белой плиткой, и с белой кроватью, покрытой белым покрывалом и белыми подушками. Плавая в этом непорочном свете, формы предметов размывались, углы исчезали, и я ударился не один раз, натыкаясь на расставленную по комнате мебель.

— Тебе здесь будет хорошо в полном уединении. Ты выйдешь отсюда, когда мы закончим.

— Хорошо.

— Фише будет работать в комнате рядом.

— Когда мы начнем?

— Как можно скорее. Я весь в нетерпении.

Проверив на ощупь, что рядом со мной действительно стоит диван, я присел на него.

— Почему я ни разу не встречал вашу жену?

— Ты хочешь увидеть ее? — спросил мой Благодетель. — Титус, мы нанесем визит госпоже Зевс-Питер-Лама.

Слуга цвета ветчины провел нас в комнату, где на стене висел ряд утепленных комбинезонов. Увидев, что Зевс-Питер-Лама надевает один из них, я решил последовать его примеру. После чего Титус открыл перед нами тяжелую широкую дверь, вроде тех, что встречаются в хранилищах банков.