Когда все возможно - [83]
Скрудж тут же снова вскочил.
— Так что же вы мне сразу-то не сказали? — вскричал он. — Господи! Сейчас я вам помогу или кого-нибудь позову на помощь.
— Не стоит, не беспокойтесь, — сказал Абель. — Скажите лучше, вы сумеете достать оттуда пони моей внучки?
Скрудж так внимательно на него посмотрел, что Абель невольно отвел глаза. Вот уже много лет на него никто не смотрел так внимательно — и так интимно.
— Не стоит беспокоиться? — Теперь в голосе Скруджа звучала почти нежность. — Кто же вы такой?
— Просто человек, который хорошо одевается, — отвечал Абель, во второй раз испытывая странное желание улыбнуться. — Человек, который не жульничает и вовремя выплачивает налоги. — И снова странное желание улыбнуться сменилось не менее странным желанием заплакать.
— Да, одеваетесь вы действительно хорошо! — Скрудж отпер дверь и вышел в коридор, так что Абель его теперь не видел, зато отлично слышал, как он оттуда кричит. — Я всегда могу с первого взгляда отличить костюм, сшитый на заказ! Ну, сейчас я попробую достать вашу лошадку, так что вы пока не выходите! Стойте, где и стоите, и не двигайтесь!
Костюмы Абелю шил один лондонский портной по имени Кит, и дважды в год Абель отправлялся на встречу с ним в гостиницу «Дрейк», в номер с роскошным видом на озеро. В этом жарко натопленном номере под шипение перегревшихся радиаторов Кит снимал с Абеля мерки, ловко манипулируя матерчатым сантиметром, а затем такими же ловкими, легкими, уверенными движениями набрасывал ему на плечи, на грудь и на всю длину рук куски муслина, делая на них мелом какие-то пометки. В соседней комнате лежали рулоны тканей, и почти всегда в итоге Абель останавливался на том, что предлагал ему Кит. Лишь раз или два ему захотелось выбрать ткань более приглушенного тона и с более узкими полосками. «Мне совсем не хочется быть похожим на гангстера», — пошутил он, и Кит воскликнул: «О, разумеется!»
Когда Абелю сообщили, что Кит умер от рака, это известие его потрясло. Он был потрясен даже не самим фактом смерти, а тем, как она, смерть, попросту сметает человека с жизненного пути, и живым остается лишь озираться с растерянностью, пытаясь осознать, что этот человек исчез навсегда. Впрочем, с «простотой» подобного исчезновения людей Абель сталкивался уже не раз. Он все-таки был уже не молод и пережил немало смертей близких людей, начиная с собственного отца. Но на этот раз испытанное им потрясение повлекло за собой мучительное, иссушающее душу чувство стыда, словно все эти годы Абель совершал нечто непристойное, отвратительное, заставляя Кита шить ему одежду. Он заметил, что то и дело невольно бормочет вслух, сидя за рулем автомобиля, или находясь в полном одиночестве у себя в кабинете, или одеваясь по утрам: «Господи, как мне жаль, как жаль! Прости меня, Господи!»
Несмотря на то, что голосовал Абель за консерваторов, несмотря на то, что он ежегодно получал премии от министерства, несмотря на то, что ел в лучших ресторанах Чикаго и несмотря даже на то, что про себя думал именно так, как решил думать много лет назад: «Я не стану извиняться за то, что богат!», на самом деле он все же извинялся, сам толком не понимая, перед кем, собственно, извиняется. Волны стыда могли обрушиться на него внезапно — примерно так его жена в последние годы страдала от жарких приливов, когда лицо ее вдруг сильно краснело, а на висках выступал пот, стекая вниз ручейками. В подобных явлениях она ничего веселого не находила и шутить на эту тему не любила — в отличие, кстати, от некоторых женщин из офиса Абеля. Зато он теперь куда лучше понимал, как тяжело ей приходится во время этих неконтролируемых атак странного жара, ибо и сам то и дело вынужден был терпеть столь же неконтролируемые атаки собственного непонятного стыда, прекрасно сознавая при этом, что для подобного чувства у него нет никаких реальных оснований. И потом, должен же был Кит иметь какую-то работу? Конечно, должен. И он свою работу выполнял очень хорошо. И платили ему за нее тоже неплохо. (Хотя, пожалуй, все же недостаточно хорошо.)
Но однажды в Министерстве промышленности Абель случайно подслушал разговор двух мужчин, и один из них бросил довольно-таки подлое замечание о том, что «чувствует себя частью компании, пораженной чисто корпоративной алчностью», а второй, удивленно округлив глаза, возразил: «Что за глупости, ты ведь уже не какой-то циничный молокосос!» Абеля привели в ярость именно эти последние слова, и он, не сдержавшись, сказал: «Но нам необходим цинизм юности! Это здоровый цинизм. И ради бога перестаньте снижать ценность усилий человечества, называя их глупыми!» Впоследствии он весьма сожалел о своей несдержанности, потому что данное учреждение давно перестало быть таким, как во времена его молодости, когда он еще только строил карьеру. Теперь министерство превратилось в древнюю окаменелость, связанную текущими и потенциальными судебными исками, так что его гуманитарные службы были постоянно загружены до предела, хотя, пожалуй, в компании Абеля нечто подобное наблюдалось все же в значительно меньшей степени. На самом деле сотрудники компании Абеля уважали. Даже любили. Особенно нежно и бескорыстно любила Абеля секретарша, работавшая у него с незапамятных времен.
Колючая, резкая, стойкая к переменам, безжалостно честная и чуткая, Оливия Киттеридж — воплощение жизненной силы. Новый сборник рассказов про Оливию пулитцеровского лауреата Элизабет Страут (премия получена за «Оливию Киттеридж») — это настоящая энциклопедия чувств, радостей и бед современного человека. Оливия пытается понять не только себя, свои поступки, свои чувства, но и все, что происходит вокруг нее, жизнь людей, что попадаются ей на пути. Это и девочка-подросток, переживающая потерю отца и осознающая свою сексуальность, и молодая женщина, которая собралась рожать в разгар праздника, и немолодой мужчина, что не разговаривал с женой целых тридцать лет и вдруг узнал невероятное о своей дочери, а то и собственный сын, который не понимает ее.
Элизабет Страут сравнивали с Джоном Чивером, называли «Ричардом Йейтсом в юбке» и даже «американским Чеховым»; она публиковалась в «Нью-Йоркере» и в журнале Опры Уинфри «О: The Oprah Magazine», неизменно входила в списки бестселлеров но обе стороны Атлантики и становилась финалистом престижных литературных премий PEN/Faulkner и Orange Prize, а предлагающаяся вашему вниманию «Оливия Киттеридж» была награждена Пулицеровской премией, а также испанской премией Llibreter и итальянской премией Bancarella.
Элизабет Страут сравнивали с Джоном Чивером, Стейнбеком и Рэем Брэдбери, называли «Ричардом Йейтсом в юбке» и даже «американским Чеховым»; она публиковалась в «Нью-Йоркере» и в журнале Опры Уинфри «O: The Oprah Magazine», неизменно входила в списки бестселлеров по обе стороны Атлантики и становилась финалистом престижных литературных премий PEN/Faulkner и Orange Prize, а уже известный российскому читателю роман «Оливия Киттеридж» был награжден Пулитцеровской премией. Великолепный язык, колоритные типажи, неослабевающее психологическое напряжение обеспечили ее книгам заслуженный успех, начиная сразу с дебютного романа «Эми и Исабель», который заслужил сравнения с «Лолитой» Набокова и был экранизирован телестудией Опры Уинфри.
После смерти отца Джим и Боб Берджессы вынуждены покинуть родной город – каждый из них по-своему переживает трагедию, им трудно смотреть в глаза окружающим и друг другу. Жизнь братьев складывается по-разному: Джим становится успешным и знаменитым адвокатом. А Боб, скромный и замкнутый, так и остается в тени старшего брата.Проходят годы, и братьям приходится вернуться в родной город, где живут тени прошлого, где с новой силой вспыхивают те страхи, от которых они, казалось бы, смогли убежать.В этом романе, как и в знаменитой «Оливии Киттеридж», Элизабет Страут удалось блестяще показать, сколь глубока человеческая душа и как много в ней того, в чем мы сами боимся себе признаться.
Люси просыпается в больничной палате и обнаруживает рядом собственную мать. Мать, которую она не видела много лет, которая никогда не была с ней нежна в детстве, которая не могла ее защитить, утешить, сделать ее жизнь если не счастливой, то хотя бы сносной.Люси хочется начать все с чистого листа. Быть просто Люси Бартон – забыть, как родители били ее и запирали в старом грузовике, забыть, как ее, вечно грязную и оборванную девочку, унижали и дразнили в школе.Но в то же время взрослой Люси – замужней женщине, матери двух дочерей, автору нескольких опубликованных рассказов – так не хватает материнского тепла.И мать ее тоже одинока, и ей тоже, наверное, не хватает душевной близости.
Элизабет Страут сравнивали с Джоном Чивером, Стейнбеком и Рэем Брэдбери, называли «Ричардом Йейтсом в юбке» и даже «американским Чеховым»; она публиковалась в «Нью-Йоркере» и в журнале Опры Уинфри «О: The Oprah Magazine», неизменно входила в списки бестселлеров по обе стороны Атлантики и становилась финалистом престижных литературных премий PEN/Faulkner и Orange Prize, а ее роман «Оливия Киттеридж» был награжден Пулицеровской премией. Великолепный язык, колоритные типажи, неослабевающее психологическое напряжение обеспечили ее книгам заслуженный успех; не стал исключением и роман «Пребудь со мной».
Писатель Сидни Орр поправляется после тяжелейшей болезни. Покупая в китайской канцелярской лавочке в Бруклине синюю португальскую тетрадь и начиная писать в ней свой новый роман, он невольно приводит в действие цепочку таинственных событий, угрожающих крепости его брака и самой вере в реальность.Почему его жена срывается в необъяснимой истерике в тот же день, когда он впервые раскрывает синюю тетрадь? Почему на следующий день китайская канцелярская лавочка бесследно исчезает, как будто ее никогда и не было? Как связаны между собой Варшавский телефонный справочник 1938 года и утерянный роман, герой которого способен предсказывать будущее? Можно ли считать всепрощение высочайшим выражением любви?Обо всем этом — в романе знаменитого Пола Остера, автора интеллектуальных бестселлеров «Книга иллюзий», «Мистер Вертиго», «Нью-йоркская трилогия», «Тимбукту», «Храм Луны» и др.
«Возвращайтесь, доктор Калигари» — четырнадцать блистательных, смешных, абсолютно фантастических и полностью достоверных историй о современном мире, книга, навсегда изменившая представление о том, какой должна быть литература. Контролируемое безумие, возмутительное воображение, тонкий черный юмор и способность доводить реальность до абсурда сделали Доналда Бартелми (1931–1989) одним из самых читаемых и любимых классиков XX века, а этот сборник ввели в канон литературы постмодернизма.
Тэру Миямото (род. в 1947 г.) — один из самых «многотиражных» японских писателей, его книги экранизируют и переводят на иностранные языки.«Узорчатая парча» (1982) — произведение, на первый взгляд, элитарное, пронизанное японской художественной традицией. Но возвышенный слог пикантно приправлен элементами художественного эссе, философской притчей, мистикой и даже почти детективным сюжетом.Японское заглавие «Узорчатая парча» («Кинсю») можно перевести по-разному, в том числе и как «изысканная поэзия и проза».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Якоб Бургиу выбрал для себя естественную эпическую форму. Прозаика интересует не поэтапное формирование героя, он предпочел ретроспективу и оторвал его от привычной среды. И здесь возникает новая тема: диалог мечты и действительности.