Когда внутри закипит - [6]

Ворота находились где-то поблизости. Заколдованный ученый потрусил вперед, повторяя про себя условные ноты.

На середине луга он уловил какое-то движение в ослином стаде и обернулся. В гуще животных появилась знакомая стройная фигура. Нимфа! И к тому же с оливковым жезлом.

Резная голова сатира стремительно опускалась на серые спины. Ушастые тут же меняли вид, вытягивались и пригибались к земле. Возбужденный ослиный рев делался все больше похожим на вой, глубокий и протяжный хищный призыв к охоте.

Коснувшись последнего оборотня, Чародейка протянула жезл и прокричала:

— За ним! Разорвать его!

Не дожидаясь, пока превращение завершится, Бандар стрелой помчался к условному месту, где несколько нот могли вызвать ворота прямо из воздуха. Вот только стая мчалась быстрее самого прыткого хряка — она неслась по лугу прямо за ним.

Наконец ученый почуял близость узла и, не успев отдышаться, промычал напев.

Ничего не произошло. Видимо, выводить музыкальные такты на бегу, особенно учитывая, как мало практиковался исследователь в свином вокале, все же не стоило: тембр и интонация непоправимо изменялись.

Бандар застыл, ожидая, когда воздух, наполненный лунным сиянием, подернется знакомой зыбью. Это должно было случиться прямо под носом у ученого. Но ничего не происходило.

Тем временем хищники приближались. Гут уже мог различить ощерившиеся темные морды и пену на острых клыках. От алчного, кровожадного рыка по телу хряка прошла дрожь.

Бандар прерывисто перевел дух и снова запел. Волки почти настигли жертву. Вожак припал к земле и мощно прянул; его худое тело описало в полете дугу, конец которой приходился на мягкое горло свиньи.

Воздух поплыл и закачался. Гут метнулся в образовавшийся проход, и хищные зубы звонко щелкнули, упустив добычу. Ноонавт ушел от погони.

Десятки тысяч лет ученые методично исследовали Общее как первоисточник любой легенды или сказания. Поразительное дело: несмотря на то, что каждое его чудо или ужас давным-давно получило ярлык с подробным описанием и заняло свое место в каталоге, среди молодежи ноосфера стала мифом сама по себе. Как будто бы коллективное бессознательное человечества непостижимым образом чуяло присутствие чужаков и сердилось, когда они совали нос в разные События и Ситуации.

В самом деле, чем еще можно было бы объяснить столь частые невзгоды, которые обрушивались на путешественников по идиоматическим мирам? Исследователям прошлых лет приходилось перемещаться среди неизученных Областей вслепую, искать дорогу на ощупь, рискуя угодить на обед какому-нибудь великану-антропофагу или червю-убийце. Их бедствия были понятны, но сейчас, во времена подробных карт и расцвета техники безопасности, ноонавты продолжали попадать в смертельные ловушки, если не прямо в зубы чудовищам. Почему Общее очевидно и безжалостно карало за любую ошибку?

В юности Бандар и сам покрывался гусиной кожей, слушая байки институтских товарищей. Годы научили его быть серьезнее. Буквально накануне Гут оборвал неоперившегося второкурсника по имени Чундлмарс, который вздумал потчевать одногруппников подобной ересью.

— Общее, — перебил его профессор, — есть не что иное, как сумма противодействующих сил. Отсутствие всякой цельности — вот его главная черта. Дурень борется с Мудрецом, Герой сражается с Негодяем, Анима бьется с Анимусом: По-вашему, эти разрозненные обрывки человеческого вымысла в состоянии сплотиться во имя единого смысла?

— А как же толпа? — осмелился возразить студент. — Каждый в отдельности не согласен с остальными, но стоит замаячить какой-либо внешней угрозе…

— Поймите же, — вмешался Бандар, — бессознательное, пусть даже трижды коллективное, потому и бессознательное, что не способно ощутить само себя, а тем более почувствовать чье-то там вмешательство. Откуда взяться сознанию в бессознательном? Это невозможно по определению.

— Невозможно или невероятно? — заартачился Чундлмарс, впрочем, явно теряя позиции перед несокрушимой логикой преподавателя. — А вдруг мы закрываем глаза на его попытки привлечь внимание просто потому, что не замечаем связи между ними?

Гут презрительно фыркнул и довольно грубым жестом отослал зеленую молодежь куда подальше.

И вот теперь, проникнув через ворота, Бандар ошалело уставился на раскинувшийся перед ним пейзаж; от недобрых предчувствий по спине пробежал холодок. По всем правилам исследователь ожидал попасть в солнечное королевство бардов и трубадуров, но тогда его взору предстал бы Замок с башенками и коническими крышами, на вершинах которых весело, полоскались бы на ветру гербовые вымпелы с хоругвями, а зеленые лужайки с прозрачными журчащими фонтанами окружали бы деревья, круглые и симметричные, как на детских рисунках.

Вместо этого ноонавта встретили дремучие дебри. Узкая тропка петляла между корявых, спутавшихся корней, уводя сквозь редкие просеки, где темнели убогие хижины с огородами. Вдали виднелся дом покрепче, со стенами из красного кирпича, шиферной крышей и трубой, над которой лениво струился сизый дымок.

Ни тебе романтических развалин, ни тенистых беседок. Хряк прислушался: где же лютни, флейты, цимбалы? Только две потрепанные вороны каркали на ветке. Чуткий пятачок уловил не ароматы цветов и плодовых деревьев, ко слабый запах падали.