Когда в пути не один - [43]

Пока шли по коридору облисполкома, многие работники аппарата, встречаясь, узнавали народного артиста Гладилова, радушно здоровались с ним. И от этого хорошее настроение приятелей еще более улучшилось.

Филиппов быстро закончил покупку продуктов и сел в машину, положив на сиденье рядом с собой черный объемистый портфель. Шофер хотел было трогаться, но Владимир остановил его, сказав, что сейчас подойдет Гладилов, и водитель кивнул в знак того, что знает, о ком идет речь.

В ожидании приятеля Владимир задумался и стал вспоминать, как он познакомился с Курлацким. Впервые он увидел Алексея не на театральной сцене, а живьем, когда тот приходил на прием к председателю облисполкома с заявлением на улучшение жилищных условий. Участник войны, он имел два ранения и перенес тяжелую контузию, последствия которой периодически давали о себе знать: у Алексея вдруг начинала ужасно болеть голова — он просто не находил себе тогда места, хотя по внешнему виду его было трудно представить, что он испытывает такие страшные боли. Принимая выписанные врачом таблетки, Курлацкий понемногу сбивал болевые накаты. Если же они возобновлялись на второй-третий день, то его направляли в больницу, где он оставался на две-три недели.

Как-то обострившийся у Филиппова радикулит свел его с Курлацким в одной палате все той же третьей больницы. Именно тогда они и сблизились и стали настоящими друзьями: благо времени для разговоров выпало им предостаточно.

— Леша, а когда у тебя появилась эта седая прядь в волосах? Волосы у тебя черные, с каким-то даже сизым, как у ворона, отливом, и вдруг эта прядь?

— О, это памятная история! — Курлацкий провел рукой по волосам, не глядя в зеркало, потрогал белую прядь и, глубоко вздохнув, добавил: — Этого нельзя забыть никогда! — И он начал рассказ о том, как проходил когда-то стажировку в Большом театре Союза. В конце ее ему предложили исполнить роль Альфреда в опере Верди «Травиата». От переполнявшей радости Алексей чувствовал, что сердце его того и гляди выскочит из груди.

— Особые переживания, — вспоминал Курлацкий, — охватили меня в день премьеры. Чтобы немного успокоиться, решил побродить перед спектаклем по столице. Хожу, мечтаю, представляю, что уже сегодня вечером буду петь в Большом театре! Чуть ли не летаю от счастья: ведь мне дали роль Альфреда в бессмертной «Травиате»! Что греха таить, думал, если все пойдет хорошо, возможно, устроюсь в Москве. Со временем обзаведусь семьей, получу квартиру… А главное — буду петь в Большом театре! Уже одно это что-то да значило. И вдруг я чувствую, что падаю, валюсь куда-то вниз с тротуара. Очнулся от резкой боли в ноге. Не могу ею пошевелить — темнеет в глазах. Хотел подняться — не получается. Резкая боль пронизывает все тело. Ну, думаю, пропал: ногу не иначе как сломал. А до выступления осталось часа четыре. Первой на помощь мне пришла какая-то девушка. Узнав, в чем дело, она привела ко мне милиционера. И меня на их машине отвезли в больницу, откуда я позвонил в театр и рассказал, что со мной случилось. С войны вернулся не седым, а в больнице за одну ночь появилась эта прядь в волосах. Перед тем как выписаться из больницы, в голове беспрерывно вертелась знаменитая фраза, только не из «Травиаты», а из другой оперы: «Куда, куда вы удалились, весны моей златые дни?» Действительность была хуже перенесенной боли, мечты неожиданно и окончательно рухнули: в Большом мне вернули документы и посоветовали отправиться в Новосибирск, где областному театру требовался тенор. Большой не прощает тех, кто его подводит. А потом из Сибири я переехал сюда, на Волгу. Здесь моя судьба как артиста сложилась удачно. Я полюбил этот город и почувствовал, что и меня полюбили горожане. Здесь я стал заслуженным артистом России. Здесь прошли лучшие годы моей артистической карьеры, а в целом и всей жизни.

Филиппов вспомнил, как тепло о Курлацком отозвалась музыкальный критик в областной газете: она написала, что «голос у артиста — это божий дар». И действительно, в городе не найдется человека, который бы набрался смелости с этой оценкой таланта певца не согласиться.

За этими воспоминаниями Владимир не заметил, как появился Гладилов. Извиняясь за опоздание, народный артист торопливо уселся рядом с Филипповым, и они направились к трамплину, рядом с которым и располагалась самая престижная в городе больница.

Как и в предыдущий раз, в двухместной палате Курлацкий размещался один. Он как раз готовился к приему каких-то таблеток и наливал в стакан воды из графина, стоящего на тумбочке, когда в дверь, постучав, заглянули к нему гости — Филиппов и Гладилов.

— Не торопись, Леша! По-моему, ты не то нацелился пить! — здороваясь, пошутил Филиппов. И тут же, открыв портфель, достал из него все, кроме бутылки коньяка. Осторожно показав горлышко ее, предложил: — Может, со встречей рванем, как бывало, по одной?

Услышав такое предложение, Курлацкий тихо улыбнулся, немного подумал и тут же, смахнув таблетки в ящик тумбочки, согласился:

— А почему бы и нет?! Сейчас только дверь закрою на ключ.

Филиппов тем временем достал из портфеля коньяк и минералку, быстро нарезал колбасы, карбоната, корейки, принесенной Гладиловым, вынул из целлофанового пакета нарезанный еще в буфете хлеб, налил в подаренные ему Лесновым маленькие рюмочки коньяку и, окинув призывным взглядом друзей, предложил привычный в таких случаях тост: