Когда в пути не один - [116]

Приняли еще раз душ, наконец-то сели за стол, сразу выпили за встречу, закусили, потом заговорили о предстоящем совместном отпуске — и тут, случайно взглянув на часы, Филиппов понял, что, как ни жаль, наступает пора собираться домой, иначе скандала не избежать.

Не выдавая своих тайных мыслей, он продолжал разговор, то и дело подливая понемногу в рюмку Алене и наливая полную себе. Но вот и водка в бутылке закончилась.

— Мне пора! Завтра надо быть со свежей головой — приступаем к шлифовке доклада для Славянова.

— Может, останешься? — робко предложила Алена, хотя знала, что ответа, какого хотелось бы ей, она не услышит.

— Не могу! Ты же понимаешь — работа для меня, особенно после всех этих передряг, вопрос номер один. Тем более перед такой важной сессией. Поэтому мне надо быть в зале заседаний не только вовремя, но и здоровым, — терпеливо объяснил Филиппов.

Однако Алена, как и всегда при расставании, не хотела ни соглашаться, ни даже слушать его. Упав на сломанный диванчик, она начала плакать, сначала тихо, как бы про себя, потом всхлипывая все громче и громче, и горько было видеть, как распухает и делается некрасивым ее еще недавно такое радостное лицо.

Уже полностью собравшись, Владимир попросил, чтобы она заперлась, но Алена и не подумала встать, а продолжала все недвижно лежать и плакать.

Сколько раз ему приходилось наблюдать эту сцену, и всегда она действовала на него удручающе. И всякий раз он зарекался впредь приезжать к Алене домой, но проходило время, тягостное ощущение забывалось… И вот опять тот же финал…

Зная, что, пока он в прихожей, Алена так и будет лежать и плакать, Владимир открыл дверь и вышел.

Внизу он еще немного постоял, ожидая услышать щелчок запираемой двери, не дождался и уже хотел было уходить, когда, взглянув наверх, неожиданно увидел, что Алена, раздетая, вышла на площадку и, свесив через перила свои пышные груди, смотрела вниз…

Домой Владимир приехал поздновато и в хорошем поддатии. Это он сделал специально: Катерина не переносила водочного перегара и всегда в таких случаях уходила в спальню и тут же запиралась на ключ.

А Филиппов еще раз принял душ, выпил два стакана чая с медом, потом стакан кефира и лег спать в большой комнате, не забыв завести будильник и поставить его на ковер рядом с диваном…

* * *

Оставшиеся дни до возвращения председателя облисполкома из Бразилии прошли у Филиппова в кропотливой работе над докладом и в напряженном ожидании сообщений из областной больницы имени Семашко, куда он смог поместить своего хорошего знакомого, писателя Виктора Сатова.

Однажды, позвонив Филиппову в конце рабочего дня, Виктор сказал, что у него есть два вопроса: один обычный, другой — сложный и неотложный, а посему нельзя ли ему подойти? И когда Филиппов предложил поберечь ноги и все порешать по телефону, как уже много раз они и делали до этого, Виктор категорически отказался и настоял на своем — надо встретиться.

«Значит, — подумал Филиппов, — у него действительно что-то очень серьезное. Обычно он сговорчив…»

Когда Сатов вошел в кабинет, Владимир сразу заметил на его лице нескрываемую озабоченность.

— Что случилось?

— Поэту Фонареву надо два билета на самолет до Симферополя. С женой едут к родным в гости.

— Ну что ж, поможем.

Филиппов позвонил в кассу обкома, а затем, поскольку оказалось, что брони уже нет, обратился к последней палочке-выручалочке — командиру авиаотряда Быкову, который в просьбе не отказал и выделил из своего резерва два билета. Решив обычный вопрос, Владимир перешел ко второму, по словам приятеля, более сложному:

— Кому требуется неотложная помощь?

— Мне самому. Надо срочно в больницу.

— Что у тебя такое?

— Геморрой, — слегка запнувшись, признался Сатов и от смущения даже густо покраснел.

— Так серьезно?

— Да, уже кровоточит. Сильно.

— А почему же ты до сих пор помалкивал?

— Понимаешь, как-то неудобно было, если честно, стеснялся.

— У тебя такое положение опасное, а ты, как малый ребенок, стесняешься, — озабоченно произнес Филиппов и тут же по «вертушке» набрал номер главного врача областной больницы имени Семашко.

Колунов оказался на месте. Владимир объяснил ему, что к чему, и услышал, как всегда, знакомый ответ: «Пусть приходит твой писатель завтра к восьми утра. Я приму его сам».

Объяснив Виктору, как пройти к главврачу областной больницы, и дав ему два номера его телефона, Филиппов, чтобы приободрить приятеля, рассказал ему про свою Катерину, которая успешно перенесла такую же операцию, — правда, он умышленно умолчал при этом, что у нее не было кровотечения.

— Операция непростая, — рассказывал Владимир, — но, слава богу, все закончилось благополучно. Будем надеяться, что и у тебя все пройдет также успешно. Кстати, она лежала в этой же больнице.

Затем, поговорив о делах в писательской организации, о Маштакове, они расстались.

На другой же день, сдав в машбюро очередной раздел выступления Славянова, Владимир позвонил Колунову, чтобы узнать о судьбе Сатова. Оказалось, что он госпитализирован. У него будут взяты все анализы, и лишь на основе их картина его состояния определится полностью.

— Одно можно сказать безошибочно, — заметил главный врач, — твой писатель слишком долго раздумывал, ему уже давно надо было идти в больницу…