Когда умолкнет тишина - [5]

— Эй, немецкая прислужница! — начал чей-то мальчишеский голос.

Сашка съежилась у окна, полная жалости к двоюродной тетке.

— Надо было сумочку покрепче брать, а то, гляди-ка, картошечку растеряла! — насмешливо пропела Макаровна. — На какие это деньги купила, иль у дружков своих фашистских взяла?

Софья Львовна не отвечала и лишь торопливо собирала драгоценные картофелины. Но тут Петька, обрадованный случаю на ком-либо сорвать зло, подскочил к ней и с криком:

— Фашистка! — пнул сумку грязной босой ногой.

Картофелины покатились в разные стороны. Петька одну из них погнал к пустым воротам соперников, и под всеобщий хохот забил гол. Тут и другие мальчишки, кто понаглей, принялись выхватывать картофелины, напрасно Софья Львовна торопилась собрать их из-под босых ног. Всхлипывая, она пыталась загородить руками картошку, и вид у нее был нелепый и жалкий.

— Что плачешь-то? — злобно взвизгнула дворничиха, — небось, скоро немцы придут, они тебя и утешат и еще картошечки дадут!

А мальчишки скакали кругом и вопили:

— Немка!.. Немка! Фашистская прислужница!

Сашка, вдруг покачнувшись, схватилась рукой за подоконник — от накатившей ярости в глазах у нее потемнело, дышать стало трудно. Но едва вернулось дыхание, не помня себя, она, громко всхлипнув, помчалась через комнату, спотыкаясь о складки ковра и стараясь не заорать от злости. Она неслась сломя голову к входной двери, по пути едва не сбив с ног удивленного Вальку.

Чудом не пересчитав ступени на подъездной лестнице, она вылетела во двор. Впереди хороводом скакали мальчишки, вопя на разные голоса. Сашка подскочила к толпе. С невероятной, неизвестно откуда взявшейся силой, схватила ближайшего мальчишку за майку и развернула к себе. К ее безумной радости это оказался Петька. Размахнувшись и собрав всю свою ярость, она двинула ему в глаз. Петька упал на спину, стукнув при этом затылком в лоб стоявшего сзади мальчишку.

А потом Сашка молча бросилась в толпу. Не чувствуя посыпавшихся на нее ударов, она кусала, била кулаками, пинала, бодала головой, царапала, но казалось все мало, что она никак не попадает в цель, потому что по-прежнему были вокруг босые ноги, руки, грязные майки и штаны. Изредка совсем близко мелькало среди всего этого искаженное лицо Софьи Львовны, которая, рыдая, что-то кричала и о чем-то просила. Сашка чувствовала, что ее тянут за рубашку, но, упираясь, продолжала молотить направо и налево…

Но вдруг всеобщий гам умолк и мальчишки отступили. Сашка подняла голову — оказывается, за рубашку ее тащила Софья Львовна, и теперь крепко прижала племянницу к себе. Сашка не могла понять, почему кончилась драка. И тут увидела, что к ним бежит бледная мама, за ней, сверкая стеклами очков, хрупкий Костик с палкой в руке, потом Валька и Нора.

Мама ахнула, подбежав, и прижала к себе дочь. Сашка чувствовала, что из носа у нее течет кровь, пачкая мамино платье. Ее почему-то сейчас больше волновало это мамино платье, чем вся драка, и она пыталась отстранить лицо. Но мама прижимала ее крепко и трясущейся рукой гладила по голове. Потом подняла голову и обвела странно потемневшим взглядом толпу мальчишек с Макаровной, и Сашка увидела, что они испугались этого взгляда.

Мама открыла было рот, чтобы что-то сказать, но губы вдруг искривились улыбкой. Она отвернулась, подхватила Сашку на руки и понесла к дому. За ней остальные — растрепанная, вся в слезах Софья Львовна, Валька с Костиком, тащившие остатки сумки с уцелевшей картошкой, и Нора, подбиравшая картофелины, встречавшиеся по пути.

Когда они были уже у подъезда, раздался пронзительный голос дворничихи, вопившей что-то обидное. Мальчишки, топтавшиеся рядом с ней, почему-то молчали.

V

Самое неприятное после этого происшествия было то, что всю вину за него взяла на себя конечно же Софья Львовна. Сначала она долго плакала над Сашкой, смазывая ее ушибы и царапины. Потом немного, скорее для виду, поругала ее, а после принялась ругать себя и уже не могла остановиться: и что она неуклюжая старая баба, которая ребенка чуть калекой не сделала, и могла бы она взять сумку покрепче — мало их что ли в доме… Никаких утешений она не желала слушать и плакала почти весь остаток дня. Сашка даже пожалела, что все так случилось, хотя поначалу считала, что сделала правильно, жаль было только, что она не смогла отлупить мальчишек ужасно, как если бы она была Гераклом, подвиги которого как раз читала.

Мама Сашку не ругала, даже наоборот — посадив ее на колени и обняв, долго укачивала, гладя по голове, утешая, что скоро все это кончится, они уедут из этого города, от этих людей и заживут счастливо. Потом мама строго-настрого запретила всем детям выходить на улицу. Это никого не огорчило.

Братья жалели ее, особенно Валька — он весь вечер не отходил от нее. Нора, когда мама и Софья Львовна вышли, обозвала Сашку дурой, но потом почему-то принялась читать ей вслух мифы Древней Греции, чего раньше от нее Сашка допроситься не могла.

А через день стало известно, что войска противника перешли в наступление. С утра слышался гул взрывов, и лишь к вечеру прошли слухи, что наши, неся огромные потери, сдержали врага. Отныне каждый день напоминал предыдущий несмолкающим гулом канонады.