Когда улыбнется Ганеш - [39]

А плотник и кузнец? Знают ли они о гигантских заводах в Ранчи, Джамшедпуре, Бхилаи? О сложном кузнечно-прессовом оборудовании? Едва ли, хоть и живут в большом городе, столице штата, и научились ремеслу у своих отцов. Эпохи не смешиваются, они сосуществуют.

Люди в тюрбанах

Пенджабская дорога — это бесконечный поток грузовых машин, мощные колесные тракторы с огромными прицепами, долгие «пробки» у переездов и отчаянно гудящие, стремительно змеящиеся железнодорожные составы. Это — множество дымящих труб справа и слева, иногда расступающиеся, чтобы впустить хорошо ухоженное пшеничное или горчичное поле.

Пенджаб — значит Пятиречье. Однако в нынешнем индийском штате Пенджаб протекают лишь две реки. Остальные три после раздела страны на Индию и Пакистан оказались по ту сторону границы. Штат составляет лишь 1,54 процента территории Индии, а его население — немногим более 16 миллионов — не превышает 2,5 процента населения страны. Между тем доход на душу населения здесь намного выше среднеиндийского — 1994 рупии в год против 1200. Процент грамотности значительно выше, нежели в среднем по Индии. Пенджаб имеет развитую промышленность, располагает множеством научных центров и играет ведущую роль в так называемой «зеленой революции», то есть в ускоренной модернизации сельского хозяйства Индии.

— Вери-вери рич пипл — очень богатые люди, — сказал шофер Дени, обводя взглядом уличную толпу, когда мы въезжали в Лудхиану. С высокого моста нам открылся широкий обзор жилых кварталов — добротные каменные дома в четыре-пять этажей с непременным десятком телевизионных антенн над каждой крышей. Густой лес этих антенн как бы висел над городом, символизируя достаток горожан и их стремление не отставать от современности. И все же большая часть города мало чем отличалась от городов индийской «глубинки»: те же узкие улочки, лавки, щербатые фасады, тонги и велоколяски. Правда, на улице не было ни одного оборванца.

— Миллионный промышленный город еще не успел переодеться в новое, подобающее ему платье, — заметил Радж Чоудри, перехватив мой взгляд в сторону какой-то развалюхи. — Но будьте уверены, он это скоро сделает. Видите, вся правая сторона улицы в лесах.

Мистер Чоудри, изысканно одетый человек лет тридцати с умным и приветливым взглядом, возглавляет фабрику шерстяного трикотажа «Синд», одну из самых эффективных в городе. А всего в Лудхиане занято в производстве трикотажа, идущего в Советский Союз, полмиллиона рабочих. То есть половина всего населения города, включая грудных детей. То есть не только все взрослое население, но и люди из предместий. Все, живущие под зарослями антенн, все обитатели домов вокруг бронзового сикха, сурово смотрящего- в сторону пакистанского Лахора, все, кто стоит в эту смену у жужжащих станков в сотнях фабричных корпусов, почти все, сидящие в многоэтажных оффисах. Продукцию в Советский Союз экспортирует не только два десятка крупнейших трикотажных фирм Лудхианы, но и бесчисленное множество крошечных фабричонок. Многие производственные процессы все эти предприятия доверяют женщинам, работающим на дому и живущим в 20–30 километрах от Лудхианы.

Мы с мистером Чоудри подъезжаем к его фабрике. Нас встречает пожилой сикх, имя которого я не успеваю запомнить. Умные, чуть ироничные глаза смотрят на меня из-под пышного тюрбана, редкие усы и борода делают его похожим на доброго, ручного льва.

Новый знакомый ведет меня по цехам. Фирма мистера Чоудри поставляет в Советский Союз шерстяной трикотаж примерно на десятки миллионов рупий ежегодно: свитеры, пуловеры, колготки, носки. Фабрика оборудована современными вязальными машинами, произведенными здесь же, в Лудхиане. Выглядит она образцово: чистота, уют, рациональное использование производственных площадей. На стене в одном из цехов — связанный рабочими портрет Ленина, украшенный гирляндой из станиоли, какой индусы обрамляют изображения самых любимых народных героев.

Кроме 500 рабочих, обслуживающих фабрику, на фирму «Синд» работает еще около двух тысяч надомников, еженедельно получающих здесь задания.

В зеленоватом, окруженном развесистыми деревьями здании — сельскохозяйственного университета меня познакомили с профессором Теджиндером Харпалом Сингхом, не старым еще чернобородым человеком в хорошо сшитом сером костюме.

— Маленький Пенджаб, составляющий лишь полтора процента территории Индии, дает десятую часть ее производства зерна, — с гордостью сказал он, начиная нашу беседу, которая проходила в университетском музее. — В начале 60-х годов мы в Пенджабе выращивали лишь 1,9 миллиона тонн пшеницы. Сейчас — около 8 миллионов тонн. На опытных участках получаем по 55–60 центнеров с гектара. Вот этот сорт, например…

Мистер Теджиндер высыпал мне на ладонь щепотку чуть удлиненных зерен. Рядом на стенде стояло еще с десяток банок с высокоурожайными сортами пшеницы, выведенными в Пенджабе.

— Этот сорт вывел Агравал, — заметил профессор, указав на портрет человека в тюрбане, висевший в ряду многих других. — Он здесь все начинал. А сейчас у нас есть мощная корпорация семенного фонда, которая берет наши лучшие образцы, размножает их и продает фермерам.