Когда улетают журавли - [34]
Бежит Шурка с холщовой сумкой степью, мимо овсяного поля, торопится к отцу. На горизонте облака серые, грозные, и погромыхивает как-то не так, как гром далекий. Будто где-то за степью, лесами гремит кузовом, рокочет машина-гигант.
И жутко Шурке одному в степи. И мнится ему, словно где-то люди кричат, и чем больше он прислушивается, тем громче и жутче кричат они.
Бежит Шурка, пот глаза заливает, и кричать хочется. До отца далеко, а от дома еще дальше. Супу полгоршка расплескал. Когда подходил к отцу, пот вытер рукавом, принял спокойный вид.
— Что ты, сынок?
— Ничего…
— А плакал?
— Война! — Шурка показал в сторону закипающей на горизонте грозы. — Германия газует.
— Кто тебе сказал?
— Ларька кричал… На машине приехал.
— Так… Семка-а! — крикнул отец подпаску Семке Черепанову. — Иди обедать.
Семка в кожаном картузе, ободранном до белизны, и, не глядя на жару, в брезентовом дождевике, сам лет тринадцати от роду, подошел, ткнул кнутовищем Шурку в живот:
— Как живешь, шкет?
Шурка в другой раз полез бы драться, но сегодня до обиды ли мелочной.
— Обедайте да попасете одни час-другой. Я домой сбегаю. Узнаю…
…Через неделю отца уже дома не было. Он ушел на войну вместе со старшим сыном, который работал директором школы в городе.
И в один день как отрубило Шуркино детство. Детская ли, взрослая ли жизнь пошла, но только не такая, как была она и какой быть намечалась.
Семка стал пасти за отца стадо, а Шурка — подпаском, пока осенью не пойдет в первый класс. Мать будила с восходом солнца, и Шурка мучительно думал, поднимаясь, что взрослым быть трудно. Он уже не ходил в лес кормить птенцов, не бродил по своим владениям. Выросла, наверное, без него голодная «содомика», и зайчонок вырос…
Чтоб жил и помнил
Умирал Гаврила Зотов тихо. Уже больше месяца жизнь его тлела, как уголек в загнете. Он то метался, разбрасывая темные, как высохшие талины, руки, то часами его тело было неподвижным, и тогда успокаивался его двенадцатилетний сын Колька с серьезными по-мужицки глазами. Порой дыхание отца становилось особо хриплым, и начинался кашель, — долгий, изматывающий силы; из уголков почерневших губ стекали струйки крови. Колька бегал за медсестрой Верой. Она делала отцу уколы, и кровь останавливалась.
Сначала отец лежал в районной больнице. Колька навещал его раз в неделю: не так просто вырваться из деревни, когда идет посевная. Отец выходил в комнату для посетителей, побледневший, в пижаме из тонкого полотна, которая будто обнажала его худобу. Садились у окна с видом на низкорослую акацию.
— Ну как? — спрашивал Колька.
— Ничего, — тихо отвечал отец и отворачивался.
Значит, хуже. Все понятно, и разговор тут лишний. И они молчали, смотрели в — окно, мимо которого проходили люди, незнакомые и безучастные в их судьбе.
Отец смотрел на Колькины скомканные вихры, тонкую загорелую шею и тихо говорил:
— Выписываться буду.
— Зачем?
Отец молчал долго, потом клал легкую руку Кольке на плечо.
— По жаворонкам соскучился.
— А доктора выпишут?
— Ты приезжай за мной. Выпишут, что им делать?
— Ладно.
— Ну как вы там?
— Ничего будто.
— Сам-то?
— На прицепе. Бороню.
Отец покачал головой, заволновался, румянец выступил на щеках.
— Учиться бы тебе. Ой как надо… Эх! — пристукнул кулаком по подоконнику. — Хочешь на гору, а черт — за ногу. Жизнь вот кончается!
— Что ты, кончается. Выучусь. Сам увидишь еще.
Отец смотрел в окно, насупив брови.
— Верю, сын, — говорил он тихо, но твердо. — Мужики мы с тобой, и нечего в разговоре в похоронки играть. Умру я. Месяц-два — и крышка. Ты не перебивай! — Он вскинул ладонь, пресекая порыв Кольки что-то сказать. — Жалеть меня нечего. Я пятьдесят проживу, а кое-кому моей жизни на триста лет хватило бы. Было, всего было и семь лет войны. А на войне день за год тянет. Да-а. Но узел в жизни я затянул такой, что ты будешь помнить, и внуки, и правнуки. Этому и радуюсь. — Он потрогал Кольку за плечо. — Худой ты стал, Коля, что былка. — И замолк с тяжелой тоской в глазах.
Колька смотрел на отца с удивлением:
— Папа, страшно умирать?
— Нет, но страшно не хочется. Выгонять бы стадо в степь, чтоб полынью пахло, и солнце, и птицы над головой, и грозы с ливнями.
— Папа! Что так-то? Конечно, домой скорей тебе надо. Дядя Вася Елкин сказал, что собачье сало топленое нужно пить. Средство, говорит, верное.
У отца начался приступ кашля.
— Приезжай… — говорил он отрывисто, — за мной.
Потом поднялся и уже ничего не мог сказать, только кашлял и, уходя к дверям палаты, оглядывался, махал рукой — уходи, мол.
Через неделю Колька приехал в больницу.
В кабинете врача Колька сидел у дверей на стуле.
— Твой отец не выздоровел.
— Он умрет в больнице. Так пусть лучше дома.
Врач снял, опять надел очки и пристально осмотрел Кольку:
— Так, так. Сын не верит в выздоровление отца.
— Я отцу верю. Он поля любит и зори, и чтоб листья лопотали над ним, а здесь он никогда ничего не увидит. — Колька, вытянувшись, смотрел на врача, и ему впервые за двенадцать лет жизни очень хотелось, чтоб его отец ошибся, чтобы можно было поверить не ему, а вот этому незнакомому старичку. — Может, вылечится, а? А я бы собачьего сала привез. Дядя Вася говорил…
Когда речь идет о любви, у консервативных родителей Фрэнка Ли существует одно правило: сын может влюбляться и ходить на свидания только с кореянками. Раньше это правило мало волновало Фрэнка – на горизонте было пусто. А потом в его жизни появились сразу две девушки. Точнее, смешная и спортивная Джо Сонг была в его жизни всегда, во френдзоне. А девушкой его мечты стала Брит Минз – красивая, умная, очаровательная. На сто процентов белая американка. Как угодить родителям, если нарушил главное семейное правило? Конечно, притвориться влюбленным в Джо! Ухаживания за Джо для отвода глаз и море личной свободы в последний год перед поступлением в колледж.
Книгой «СПЯЩИЙ БОГ 018» автор книг «Проект Россия», «Проект i»,«Проект 018» начинает новую серию - «Секс, Блокчейн и Новый мир». Однажды у меня возник вопрос: а какой во всем этом смысл? Вот я родился, живу, что-то делаю каждый день ... А зачем? Нужно ли мне это? Правильно ли то, что я делаю? Чего же я хочу в конечном итоге? Могу ли я хоть что-нибудь из того, к чему стремлюсь, назвать смыслом своей жизни? Сказать, что вот именно для этого я родился? Жизнь похожа на автомобиль, управляемый со спутника.
Автор приглашает читателя послужить в армии, поработать антеннщиком, таксистом, а в конце починить старую «Ладу». А помогут ему в этом добрые и отзывчивые люди! Добро, душевная теплота, дружба и любовь красной нитью проходят сквозь всю книгу. Хорошее настроение гарантировано!
Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.
Погода во всём мире сошла с ума. То ли потому, что учёные свой коллайдер не в ту сторону закрутили, то ли это злые происки инопланетян, а может, прав сосед Павел, и это просто конец света. А впрочем какая разница, когда у меня на всю историю двенадцать листов дневника и не так уж много шансов выжить.
Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.
Шестнадцатилетним школьником Юрий Салин впервые попал в геологическую экспедицию. Это и определило выбор профессии. Закончив геологоразведочный факультет Московского нефтяного института, Салин едет на Дальний Восток, работает в Камчатской комплексной экспедиции. Сейчас он заведующий лабораторией слоистых структур Института тектоники и геофизики, плодотворно занимается научной работой. Повесть «Отраженный свет» – дебют молодого литератора.
Виктор Пожидаев родился в 1946 году в Артеме Приморского края, где окончил школу, индустриально-педагогический техникум. Работал мастером производственного обучения, прорабом. Затем на протяжении 12 лет занимался журналистикой. В настоящее время — рабочий Славянского судоремонтного завода.«Чистые струи» — первая книга молодого прозаика. Неторопливо, как бы исподволь, он поднимает а ней сложные проблемы нашего бытия: любви, брака, воспитания ребенка.
Владимир Христофоров родился в 1941 году в Семипалатинске. С 1958 года работает в различных газетах Казахстана, учится в Карагандинском педагогическом институте. В 1967 году журналистские пути-дороги привели его на Чукотку, и с тех пор тема Севера — главная в творчестве В. Христофорова. Он автор — книг «Лагуна Предательская», «Невеста для отшельника», «Деньги за путину».В. Христофоров лауреат премии Магаданского комсомола, член Союза писателей СССР.
Виктор Григорьевич Зиновьев родился в 1954 году. После окончания уральского государственного университета работал в районной газете Магаданской области, в настоящее время — корреспондент Магаданского областного радио. Автор двух книг — «Теплый ветер с сопок» (Магаданское книжное издательство, 1983 г.) и «Коляй — колымская душа» («Современник», 1986 г.). Участник VIII Всесоюзного совещания молодых писателей.Герои Виктора Зиновьева — рабочие люди, преобразующие суровый Колымский край, каждый со своей судьбой.