Когда уходит Осень - [38]

Ана и Финн уселись. Оба чувствовали какую-то нервозность. Как ни называй их встречу, все-таки это было свидание. Ана взяла салфетку, встряхнула и положила себе на колени. Финн барабанил пальцами по столу.

— Ну… — начала Ана.

— Ну… — как эхо, откликнулся Финн.

— Кажется, мы повторяемся. Надо исключить это слово из нашего словаря.

— Согласен, — улыбаясь, ответил Финн.

Ана понизила голос, сознавая, что за соседними столиками тоже сидят люди.

— Господи, у меня такое чувство, будто я школьница. Словно прогуливаю уроки и родители могут меня застукать.

— У меня тоже. Кстати, в какую школу ты ходила?

— Да в нашу, авенингскую среднюю. Ты, наверное, ходил в какую-то другую. Откуда ты к нам приехал, Финн?

«Интересно, насколько легко он может раскрыться», — подумала она.

— Из Сан-Франциско.

Финн посмотрел в потолок, словно что-то пытался вспомнить. Ана залюбовалась его лицом, страстным и вместе с тем немного грустным. Очевидно, детские годы он вспоминал с удовольствием. По крайней мере, воспоминание о них не тяготило его душу.

— Мы переехали в Авенинг лет шесть назад. У меня здесь жила тетя, и мне всегда нравилось ездить к ней в гости. Мы были довольно близки: у них с мужем не было детей. Когда она умерла, то все оставила мне, включая и дом, впрочем довольно дряхлый. — Он грустно пожал плечами. — После смерти мужа она слегка помешалась. Помню, когда-то там было очень красиво, но чтобы восстановить все как прежде, нужна была куча денег. Я подумал-подумал и все снес, а на месте дома построил «Беллаверде». Уверен, ей бы понравилось.

— А я все думала, откуда у тебя эта земля. Теперь понятно. Так значит… Джинни тоже из Фриско?

Ана видела, что он напрягся, впрочем, совсем чуть-чуть.

— Господи, Ана, неужели мы тут для этого встретились? Чтобы я рассказал тебе про жену, а ты мне про мужа?

Она понимала, что этого вопроса задавать не стоило, но ей очень хотелось знать о нем все. Все до последней капельки впитать в себя и унести с собой, чтобы потом одной в тишине сидеть и думать об этом.

— Понимаешь, мне интересно узнать о тебе как можно больше. Все-все. Вы с Джинни вместе с самого детства, значит, она провела с тобой большую часть ьжизни, она — это огромная часть твоей жизни. Нездоровое любопытство здесь ни при чем. Я должна знать, почему… ну почему ты выбрал ее, почему остаешься с ней.

— Ладно, только давай условимся: сейчас поговорим, а потом никогда не будем касаться этой темы. Моя Джинни и твой Джакоб к нам с тобой не имеют никакого отношения.

Он замолчал, и Ана смотрела, как, поджав губы, он подыскивал слова.

— Я понимаю, это безумие. Но… не знаю почему, но мне не кажется, что мое чувство к тебе — это предательство по отношению к моей жене. Сама знаешь, сердцу не прикажешь. Но говорить о ней… вот тут, боюсь, есть некое предательство. Ей бы это не очень понравилось, мягко говоря.

Финну явно было не по себе, и, видя это, Ана успокоилась. Такому мужчине от природы несвойственно вероломство, даже если он предает человека, которому обещал быть верным.

— Хорошая мысль. Согласна, — кивнула Ана.

— Ну вот и ладно. Итак…

И Финн стал рассказывать ей о Джинни, о том, как в старших классах они начали встречаться — Финну тогда было еще шестнадцать. Жилось ей нелегко, детство было трудное, и было в ней что-то такое, что вызывало в его душе желание защитить ее. Рядом с ней он чувствовал себя настоящим мужчиной. Они окончили школу, поступили в Университет Сан-Франциско, где Джинни с ее практичным умом пошла на экономический факультет по специализации бухгалтерского учета. Он очень любил ее, по-настоящему, но как-то буднично, не очень-то стараясь узнать, что творится в ее душе.

— То есть если б ты спросила меня тогда, будем ли мы все еще вместе сейчас, я бы сказал, что ни в коем случае, — признался он. — Но быть вместе просто легче, чем разбежаться. Мы очень привыкли друг к другу.

Когда они переехали в Авенинг и открыли питомник, именно благодаря блестящему таланту Джинни считать деньги и ее деловой жилке бизнес пошел на лад. И опять же благодаря Джинни они не прогорели, что с Финном вполне могло бы случиться. Она строго контролировала, чтобы дебет всегда сходился с кредитом, ежесезонно закупала новые растения на выручку от продаж в предыдущем сезоне, всегда точно знала, какой суммой можно рискнуть, и всегда успешно делала скидки на непроданный товар, а также удачно пристраивала его даром.

— У Джинни есть одна черта, которую никто, кроме меня, не видит, — сказал он. — Люди не понимают ее. Мне кажется, они считают ее холодной и… что у нее тяжелый характер. Но на самом деле в ней много чувства, много любви. Ей не удалось подарить любовь родителям, и она дарит ее мне. Ну и Джени тоже. Я остаюсь с ней, потому что боюсь: что со мной, да и со всеми нами, будет, если я от нее уйду? Она женщина хрупкая, Ана, она мать моей дочери. Я ей многим обязан. Я люблю ее, очень люблю, но ответственность за счастье другого — тяжелая ноша.

Лицо Финна было печально.

Сердце Аны разрывалось: ей было жаль Джинни, у которой, судя по всему, жизнь была не сахар, но Ана и сердилась, ее приводило в бешенство, что слабость Джинни повисла на совести Финна тяжелым грузом. Он заслуживал в жизни гораздо большего, чем этот брак, скрепленный не любовью и свободой, а долгом и обязанностями.