Когда трепещут галки. Рассказ 1. Проводник - [9]

Я вздохнул. Были бы ключи у этих двух оболдуев, я бы давно ушел, но так уж получилось, что все тюрьмы Каравая открывались лишь специальным особым ключом, который при себе носил лишь господин бургомистр, которого я не раз представлял себе дохлым и распятым на ближайшем вурдалачьем кладбище со светящейся табличкой на шее «СЪЕШЬТЕ МЕНЯ, ЕСЛИ СМОЖЕТЕ».

Я приподнялся и глянул на небольшое полукруглое решетчатое окошко, висевшее далеко наверху и едва пропускавшее достаточное количество света.

Раны ныли, но я уже ощущал, как они медленно затягиваются, а синяки постепенно рассасываются, оставляя после себя лишь неприятные красноватые следы.

На улице царило утро. Да, именно царило, потому что сам я никогда не любил солнечный свет. Может, он кому-то и полезен, но только не мне: только мешается да слепит глаза. В общем, одна чертовщина.

Сколько я уже здесь ошиваюсь? День? Два? Пора бы уже уходить, но моя обычно сообразительная башка сейчас напрочь отказывалась придумывать план побега, ограничиваясь мечтаниями об огромной свиной отбивной и паре распутных девиц в лучшем борделе столицы. Что поделать, организм требует своего. Особенно когда мне необходимо мясо.

Пару минут потратив на то, чтобы просто плевать в потолок и смотреть, как прозрачные капли жидкости летят в окошко, прочерчивая идеальную дугу (в этом деле я настоящий виртуоз), я попрыгал на каждой ноге, размявшись, и подошел к решетке.

Эта девчонка первое живое существо, кроме крыс, которыми я питаюсь, умеющее разговаривать, которое я здесь встретил, и так уж получилось, что я ее знал — именно она стояла тогда там, на площади, когда в меня угодил тот проклятый арбалетный болт.

Я поморщился и задумчиво почесал раненный бок.

Интересно, она-то здесь за что? В Каравай просто так не сажают, это уж я по себе знаю, и редко когда выпускают отсюда живым. Спросите, к примеру те скелеты, что до сих пор отсиживают свой срок в стенах этой дрянной влажной темницы, от которой у меня сводит кости.

Я подобрал с пола небольшой угловатый камешек и прикрыл глаз, примериваясь к расстоянию. Честно говоря, в подобных случаях меткостью я никогда не отличался, но сейчас мне невероятно повезло: камень, дважды проскользнув меж прутьев, угодил девчонке прямо в ухо и с поразительно глухим стуком, будто пнули пустую бочку, отскочил в сторону.

Та застонала, ворочаясь, и пыталась прийти в себя.

Наконец, девчонка села, уперлась спиной в каменную стенку своей клетки и притронулась пальцами ко лбу. Она подтянула колени и обняла себя за плечи, дрожа от холода.

Я присмотрелся и удивленно поднял брови. Ее волосы были обрезаны и едва ли доходили до плеч, топоршась почище любого одуванчика, а руки выглядели настолько тонкими и хрупкими, что она навряд ли могла ими кого-нибудь зарезать. Хотя яд — тоже вариант, да и мне ли говорить, сколько существует различных способов убийства. Вот только я никогда не слышал, чтобы в наказание женщинам обрезали волосы — что за бред!

Я постучал костяшкой указательного пальца по решетке, привлекая ее внимание.

— Привет, — шепнул я и кивнул ей головой, косясь в сторону запертой двери.

Услышав чужой голос, она испуганно отпрянула, словно нашкодившая кошка, и уставилась на меня яркими черными глазами, от которых у меня буквально были мурашки по всему телу. Со мной такого не было еще никогда…

Я вздрогнул и мотнул головой. Бред!

Не вспомнила. А жаль, спросил бы, что сморозил перед тем, как хлопнуться в обморок.

Увидев меня, она немного расслабилась и коротко кивнула в ответ, что-то сжимая в левом кулаке.

— Ты ведь проводник, да? — ее голос охрип от криков и слез.

— В точку, — ошибся, значит. — Не бойся, через решетку я тебя не загрызу.

— Я и не боюсь.

Я хмыкнул: все они так говорят, а потом улепетывают, в чем мать родила, прямо из постели, только пятки и сверкают.

— Ну, и ладно. Я-то без понятия, что вам про нас рассказывают, что ни год, то новая сказка!

— Не знаю. Ни разу таких не слышала, — она пригляделась ко мне, и ее глаза удивленно расширились. — У тебя уже все зажило? Я ведь сама видела, как тебя там отметелили!

— Еще кто кого отметелил, неизвестно! — оскорбился я, но потом пожал плечами. — Что поделать, я особенный.

Внезапно в глаза мне ударила едва заметная железная вспышка.

— Что там у тебя?

— Где?

— Да ладно, мы же с тобой теперь родные люди, мне можно доверять. Показывай!

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

Я крякнул от обиды. Да что же все такие скрытные-то сегодня, а?

— Ну-ну, как же, — я лег на пол и подложил под голову ладони. — А я еще хотел тебя с собой взять. Дай, думаю, девчонку еще вытащу, чего такой красоте здесь догнивать? На воле-то всяко лучше, а здесь она, зуб даю, проведет остаток своей жизни в компании разговорчивых скелетов да здоровенных голодных крыс.

Я прислушался. Молчит.

— Нет, я бы и сам здесь с радостью задержался, да — вот беда! — обслуживание ни к черту, да еще и хотят меня на виселице вздернуть в воскресенье. Подзадорить, так сказать, народ. А так… Ни пинту пива выпить, ни тебе окорок принести, только кашей и кормят. Хотят, наверное, чтобы на тот свет здоровенькими отправились, как думаешь?