Когда тигр спустился с горы - [8]

Пока Тии подбрасывали дрова в костер, Пылук издала тревожный стон и переступила с ноги на ногу, как взволнованный ребенок. Она тихонько толкнула Тии хоботом, словно пытаясь обратить ее внимание на трех хищниц, расположившихся у входа в сарай.

– Знаю, детка, – отозвались Тии. – Ничего.

– Может, и так, – пробормотала Сыюй и встала со своего места рядом с Баосо. – Он ненадолго пришел в себя и успел сказать только несколько слов и попросить воды. Состояние у него так себе, но он продержится. Если нас всех не съедят.

– Так ведь могло быть гораздо хуже, – весело откликнулась Синь Лоан. – Сейчас его сердце бьется ровно, а не скачет, как заяц на празднике солнца.

Сыюй скривилась, а Тии напомнили себе, насколько острый у тигров слух.

Наконец костер с ревом разгорелся. Его сложили с таким расчетом, чтобы огня хватило на всю ночь, – если они сами продержатся эту ночь. Сидеть хоть и у костра, но на земле было зябко, и Тии с благодарностью приняли у Сыюй лишнее одеяло.

Пылук улеглась. Она все еще похныкивала время от времени, но уже не так беспокойно: Сыюй подтащила Баосо поближе и сама села рядом с мамонтом.

Тии посмотрели сквозь языки пламени на уставившиеся на них три пары голодных глаз, сделали глубокий вдох и заговорили.

Глава 4

Много лет назад жила одна начитанная и образованная женщина по имени Дьеу. Она усердно училась восемнадцать лет, и наконец ее наставник счел, что она готова сдавать имперские экзамены в Аньфи.

В те времена Аньфи был величайшим городом всего мира – от берегов Матери-Моря до сухих пустошей, где среди дюн из черного песка рыщут драконы-полукровки. Для того чтобы добиться хоть сколько-нибудь заметного успеха, следовало родиться в столице, в одной из шести прославленных семей, предпочтительно физически крепким старшим сыном, лучше всего без единой отметины на коже и без пристрастия к тайным магическим искусствам и крайним политическим течениям. И поскольку большинство жителей столицы даже на такую малость не были способны, им оставалось лишь преуспеть на имперских экзаменах, которые проводились каждые четыре года в Зале жестокого нефрита.

В отличие от экзаменов на уровне провинций и округов, проходивших раз в два года, сложность имперских экзаменов была зубодробительной, соперничество на них – обостренным и опасным, и Зал жестокого нефрита, где на протяжении восьми поколений случались загадочные смерти, населяло немало призраков. Соискатели съезжались со всей империи, и престиж, богатство и власть имперских постов означали, что никто из зашедших так далеко не собирался довольствоваться ничем, кроме высших оценок.

Прадед Дьеу нечестным путем добился пропуска на имперские экзамены, но был убит прежде, чем успел им воспользоваться. Ее бабушка попала бы на экзамены, но отвлеклась, ведя преступный образ жизни на высокогорных перевалах. Из отца Дьеу вышел бы прекрасный ученый, вот только он умер молодым вместе со своей женой одной страшной осенней ночью, когда оба перебирались через реку вброд, спасаясь бегством от врагов.

Так что из всей семьи осталась одна Дьеу, живущая в крохотном домишке в округе Хюэ и воспитанная чередой добросовестных наставников и добросердечных служанок. Перед домом рос боярышник, за домом был разбит маленький садик, и ветер с севера приносил столько же вреда, сколько и блага. Дом Дьеу снимала, так что, в сущности, ей принадлежали лишь несколько драгоценных книг, длинное и овальное, словно зернышко риса, личико, слишком редко улыбавшиеся губы да маленькая нефритовая табличка, дававшая право попасть на имперские экзамены.

Девушкой Дьеу была даже слишком серьезной, годы учебы допоздна долгими хюэсскими ночами оставили о себе память в виде легкой сутулости. Если бы не она, Дьеу была бы рослой, а если бы не привычка щуриться, приобретенная по той же причине, могла бы считаться миловидной.

Зато Дьеу поражала начитанностью, умением переводить и писать сочинения и была сведущей в многочисленных законах страны. Когда ей исполнилось двадцать восемь лет, ее наставник кивнул и собрал денег на добротную дорожную одежду, изрядную карту, несколько бумажных оберегов и вышитый мешочек на плетеном шнурке, чтобы носить в нем на шее нефритовую табличку.

– Что ж, я научил тебя всему, чему только мог, – сказал он Дьеу однажды прохладным осенним утром. – Ты готова, как любой другой человек, способный войти в Зал жестокого нефрита и выйти оттуда высокопоставленным чиновником, а не в виде пучка костей, перевязанных твоими собственными кишками…

– О! – воскликнула Синь Кам и в удивлении выпрямилась. – Именно! «Пучок костей, перевязанный кишками их обладателя» – это мы так говорим.

– Это тигриное выражение? – уточнили Тии. – Мне казалось, так расправляются призраки зала экзаменов с теми соискателями, которые нарушили правила обряда жертвоприношения…

– Нет, это наше, – любезно ответила Синь Лоан. – Так мы называем тех, кто обманул ожидания. Потому что именно в такой пучок костей мы их и превращаем. Прошу, продолжай.

– Разумеется.

– Сомневаюсь, что я уже готова, – возразила Дьеу. – Мне надо еще заучить наизусть малые хрестоматии, и, пожалуй, предстоит еще много работы со списком замеченных неточностей в больших. К тому же мой виньский все еще…