Когда струится бархат - [40]

Адам опустил взгляд на холодные узорчатые каменные плиты пола, от которых уже сильно болели колени, и до рези в глазах неотрывно смотрел на красную ромбовидную фигуру.

— Да, сир.

— Встань. Я не могу посмотреть в твои глаза и вижу только макушку.

Кровь прихлынула к лицу Адама. Он вскочил на ноги. Генрих смотрел на него внимательным острым взглядом.

— Одобряют ли родственники вдовы такое сватовство? — продолжил расспрашивать король мягким вкрадчивым голосом.

— Верность графа Гийона короне вне всяких сомнений, — быстро ответил Адам, сообразивший, к чему клонит король, и крайне встревоженный таким поворотом разговора.

— Я не об этом спросил.

— Ее семья не возражает, однако не думаю, что разрыв приготовлений к браку их сильно огорчит. Откровенно говоря, сир, именно по этому вопросу я бы хотел просить милости у вашего величества.

Густые черные брови удивленно взметнулись к украшенному драгоценными камнями обручу королевской власти.

— Говори, — с настороженным любопытством приказал король.

Адам стиснул кулаки и глубоко вздохнул.

— Я прошу удовлетворить мое прошение о том, чтобы взять в жены вдову Ральфа ле Шевалье.

— Ага, — удовлетворенно протянул Генрих, — вот мы и добрались до сердцевины всего дела.

Лицо Адама напряглось, но он упрямо продолжал:

— Официальная церемония обручения между ней и де Мортимером без вашего согласия еще не могла быть начата. Поэтому формальных препятствий для моей просьбы нет.

Брови короля вновь опустились, он нахмурился.

— Почему именно эту женщину?

— Я хочу именно ее, — прямо сказал Адам, — и предпочел бы ее, а не Хавизу Фицаллен или Оливию де Роше. Я знаю, у нее не столь богатое приданое, но для меня важнее другое.

Генрих бросил пронзительный взгляд на молодого рыцаря.

— Как ты узнал имена девушек, которых я хотел тебе предложить?

— Сегодня утром ваш сын граф Глочестерский купил у меня коня. Он благосклонно решил дать мне время на обдумывание, не зная, что я уже сделал свой выбор.

Генрих недовольно фыркнул.

— Мягкое сердце и ослиные мозги, — с досадой пробурчал он в адрес старшего из сыновей. Мне следовало бы отказать. Ты ставишь меня в весьма затруднительное положение. — Генрих забарабанил пальцами по резным подлокотникам узорчатого кресла с высокой спинкой.

Казалось, целую вечность, не произнося ни слова, Адам бесстрашно выдерживал взгляд монарха.

— Значит, ты хочешь именно ее? — язвительным тоном повторил Генрих. — По прихоти или убеждению?

Адам открыл рот, собираясь со словами.

— А, не надо. Вижу по лицу. Бесповоротно влюблен. — Король покачал головой. — А что говорит сама избранница?

— Хельвен мне откажет, но я сумею ее убедить, — уныло признался Адам, сам не веря в то, что говорит.

Генрих промычал что-то, покусывая ноготь указательного пальца.

— Принеси мне серебро из сундука ле Шевалье и ты получишь ее, — решительно сказал монарх. — Де Мортимера мы утешим одной из тех женщин, которых я выбрал для тебя. Если, конечно, он не лишится головы как изменник. Это дело надо расследовать. — Король щелкнул пальцами, делая знак писцу, и тот вздрогнул, выходя из дремоты, уронил локоть, подпиравший голову, и стал быстро писать под диктовку Генриха.

Выйдя от короля, Адам сделал глубокий выдох, но не от облегчения, а от того, что нервное напряжение хоть немного ослабло после выполнения первой и простейшей из поставленных задач. Предстояло еще убедить Хельвен и членов ее семьи принять его точку зрения на вскрывшиеся обстоятельства и возникшие намерения. А это определенно тяжелее, чем выдержать разговор с невысоким коренастым человеком, владевшим правом казнить или миловать его и других подданных.

* * *

Хельвен села в постели, обхватив руками колени, и принялась разглядывать драпировку на противоположной стене. Однако рассудок не воспринимал сцену охоты, столь живописно изображенную в ткани.

Для защиты от пронизывающего ветра на окнах закрыли ставни, но даже сквозь щели постоянно слышалось завывание вьюги и неумолкающий стук ледяного гороха о дощатые филенки. Внизу, в главной комнате, оставались только слуги. Отец Хельвен уехал по делам, а мачеха отправилась с визитом к Мабел, графине Глочестерской, с которой ее связывала многолетняя дружба. Ренард и Гарри поспешили к конской ярмарке на показательный турнир рыцарей.

Наконец, выйдя из оцепенения, Хельвен откинула покрывала и села на край постели. Основательно заправленная жаровня хорошо согревала комнату. Джудит настояла, чтобы падчерица хорошо пропотела, уверяя, что простуду лучше всего лечить теплом. Однако Хельвен прекрасно понимала, что страдает не от простуды и переохлаждения. Если на ее состоянии и сказался холод, то это был холод, сковавший ей душу.

Вечером предстоит предстать перед королевским двором, а завтра утром Варэн официально попросит у короля Генриха разрешения на брачный союз. Странно, как быстро некогда желанный уют собственного семейного гнезда превратился для нее в опасную западню. Тяжелые мысли буквально душили Хельвен, наваливаясь почти невыносимым грузом, подобно тому, как уже несколько раз рот Варэна с силой вдавливался ей в губы, а массивное тело пыталось подмять ее под собой. Что-то изменилось, но не в Варэне, а в самой Хельвен.