Когда струится бархат - [3]

— А Хельвен? — спросил он с нарочитой небрежностью.

— Ну, ты же знаешь нашу Хельвен. Изображает неприступную крепость, как это умеет только она, но я-то считаю, ей все же придется сдаться. Ты же знаешь, Варэн и раньше сватался к ней, но тогда она предпочла ему Ральфа.

— А сейчас Ральф мертв, — отстраненно произнес Адам.

Ренард бросил на него удивленный взгляд, но что-то в настроении Адама заставило юношу прикусить язык и воздержаться от замечания, готового сорваться с языка. Вместо этого молодой человек спросил:

— Что представляет собой Мод?

Адам задумчиво поскреб поросший сероватой щетиной подбородок.

— Она предпочитает называться полным титулом, — голос прозвучал иронично. — Просто заносчивая сука, кичливая и бесчувственная, словно глыба камня.

— Она тебе не нравится, — невыразительно произнес Ренард.

— Я не пытался это выяснять, она и меня хотела превратить в камень.

Юноша понимающе улыбнулся, поглядывая поверх поднятого кубка.

— Здесь нечему смеяться, Рен. Генрих ведь не просто так позвал ее на родину, чтобы потешить свою старую любовь или скрасить ей вдовьи годы. Матильда станет нашей новой королевой. Но, когда я видел, как она себя ведет, у меня просто кровь стыла в жилах — ничем не лучше самого жестокого мальчишки-озорника.

— Но король направил за ней тебя, — сказал Ренард. — Почему именно тебя?

Адам невесело улыбнулся.

— Я же служил при дворе, думаю, Генрих знает, что я человек благоразумный и спокойный, я не стану взрываться, если меня кто-то обзовет неотесанным болваном с тушеной репой вместо мозгов.

— Это она так тебя назвала? — глаза Ренарда округлились. Он спрятал лукавую улыбку, поспешно отхлебнув вина.

— Это оскорбление еще из самых невинных. Конечно, большинство подобных слов было сказано по-немецки, но я вовсе не жаждал услышать перевод. Даже неотесанный болван с репой вместо головы имеет свою гордость. К тому же… — Адам замолчал на полуслове, застыв от неожиданного видения в конце зала.

Она стояла в лучах солнечного света, окрашивавшего ее заплетенные в косы и прикрытые простой белой вуалью волосы в цвет осенних листьев дуба. Красновато-коричневая шерстяная накидка, ниспадавшая по стройному телу, была тщательно застегнута. Изысканная золотая вышивка по вороту накидки при движении переливалась, играя солнечными бликами. Женщина направилась к очагу.

Адам зажмурил глаза, пытаясь не видеть ее. Дыхание перехватило, но он приготовился спокойно выдержать неизбежную встречу. Уж лучше сто раз опять столкнуться с надменным презрением императрицы Матильды, чем встретиться лицом к лицу с приближавшейся к нему женщиной. Это и была Хельвен, родная дочь лорда Гийона. Ее мать — валлийская простолюдинка, погибла от рук отца лорда Гийона во время войны 1102 года.

Адам торопливо поднялся, расплескав вино на голубой бархат накидки, наброшенной поверх доспехов, почувствовал, как уши заливаются краской и понял, что покраснел, как застенчивый и неуклюжий юнец.

— Адам! — радостно вскрикнула женщина, не скрывая чувств, обняла его за шею и, притянув к себе, крепко поцеловала в губы. Его окутал запах жимолости. Цвет ее глаз вдруг напомнил залитую солнцем морскую отмель — лазурь, аквамарин, кобальт с золотистыми искрами. В горле пересохло. Слова куда-то исчезли. Мелькнула глупая мысль, что язвительные замечания Матильды — вовсе не оскорбление, а сущая правда.

Хельвен разомкнула объятия, чтобы, сделав шаг назад, полюбоваться изменившимся видом Адама — его новой бархатной накидкой, наброшенной поверх кольчуги, и тяжелым германским поясом для меча, украшенным сложным орнаментом.

— Боже, боже, — насмешливо протянула она, — да один твой вид поднимает настроение! Твоя мать точно рассердится, что упустила шанс встретить такого рыцаря. Надо же было предупредить заранее о своем возвращении!

— Вообще-то я хотел сначала поехать в Торнейфорд, — сдавленным голосом проговорил Адам. — Но дело в том, что у меня с собой письмо вашему отцу от короля.

— Вот невежа! — возмутилась Хельвен, сверкнув глазами. — Хорошо еще, что из нас хоть кто-то не растерял остатков учтивости. Наверху готова горячая вода.

Адам уставился на нее, охваченный внезапным страхом. Не то чтобы он не любил или не привык мыться. Наоборот, всегда наслаждался удовольствием и приятным расслаблением от горячей ванны. Но сейчас его охватил настоящий ужас от мысли, что по традиции именно Хельвен, как хозяйка, должна принимать самое непосредственное участие в его раздевании и хлопотать вокруг, пока он будет мыться. Адам слишком давно не был с женщиной.

— Но я хотел допить свое вино, — одеревеневшим языком промямлил он, — да и поговорить с Реном хотелось.

Ренард небрежно взмахнул рукой и совсем некстати для Адама произнес:

— Все равно тебе придется обо всем снова рассказывать моим родителям. И никто не запрещает допить вино там, наверху.

— Если уж я так старалась, готовя для тебя ванну, ты мог бы хотя бы из вежливости посидеть в ней. К тому же, кажется, ты впитал все дорожные запахи! — Едва ли таким тоном допустимо разговаривать с желанным гостем, и Хельвен сразу прикусила язык, но было поздно. После смерти Ральфа она, неожиданно для самой себя, стала частенько язвительно обращаться с людьми безо всякой на то причины, утратив прежнее благоразумие. Люди обычно не обижались — по крайней мере те, кто хорошо ее знал. Но сейчас время тесной детской дружбы между ней и Адамом казалось слишком далеким.